Владимир Сорокин - Белый квадрат

Он пришел за хлебом к открытию магазина и стоял, курил, опираясь на свою палку. Глядя на собаку, бегущую с кожаным кольцом в зубах, он заметил, что в кольце что-то блестит. С похмелья ему показалось, что это дорогие женские часы. Соплеух сплюнул окурок, размахнулся и метнул в собаку свою палку, сделанную из молодого ясеня. Палка ударила собаку по ногам. Собака взвизгнула, бросила кольцо и кинулась прочь. Соплеух подошел, ковыляя. Кряхтя, поднял кольцо.

Снял золотую заколку, поднес к лицу:

— Ага…

Сзади послышались шаги. Соплеух быстро сунул заколку в карман ватника, поднял палку и обернулся. К нему подошел Саша Лосев, большой грузный мужик, тоже пришедший за хлебом.

— Ты чего? — буркнул Саша.

— О, здоров, Сашок! — заискивающе дернул головой в ушанке Соплеух. — Во, отбил у псины! Он показал Саше кожаное кольцо, которое слегка распрямилось.

— Чего? — хмуро сощурился Саша.

— Так это… колбаса, видать. Спиздила с комбината. И деру на нашу сторону!

— Да какая это колбаса? — хмуро смотрел Саша.

— А! — Соплеух повертел кольцо, понюхал приплюснутым носом. — Не, это вот что: потрох бараний. Точняк! Они его потом ливером набивают. Вишь, свернут в трубку?

Щурясь заплывшими глазами на кольцо, Саша вытащил из кармана ватника пачку «Парламента» и зажигалку:

— Когда должок отдашь?

Соплеух прижал кольцо к своему темно-серому ватнику:

— Саш, ёк-макарёк! *** буду, как мамаше пенсия капнет — сто пудов, зуб даю!

Саша молча закурил. Сплюнул.

— Второй месяц пошел.

— Сашок, ну ни копья сейчас, клянусь! Вот на хлеб наскребли, мать в магаз с утра погнала, жрем картоху с капустой, пустой чай без сахеру, ни весла в доме.

Саша помолчал, выпустил дым:

— Значит так, если до праздников не вернешь, я тридцать первого приду и окна у вас повысаживаю. Будете с ветерком Новый год справлять.

— Саш, клянусь, вот гадом буду…

— Будешь гадом, если не вернешь. Гадом на морозе, ***.

— Саш, все понял. Возьми хоть эту… требуху. Она хорошая. Когда у нас овцы были, бабуля из требухи супец варила, вкусно. Бери, бери!

Соплеух запихнул кольцо в сумку Саше. Саша молча пошел к магазину. Отстояв очередь, купил черствую буханку ржаного и два теплых белых батона. Пошел домой через поселок.

Дома жена заканчивала топить печь. Саша выложил теплый батон на стол, вытащил из сумки кожаное кольцо, протянул жене:

— Вот.

— Чего это? — жена глянула недоверчиво.

— Кишки бараньи с комбината. Я это… Соплеуха отрекетировал. Ему кто-то вынес.

Жена взяла кольцо, осмотрела, понюхала.

— Штуку так и зажал, гад. Клянется к празднику отдать, — Саша снял шапку и шерстяные перчатки. Жена кинула кольцо на пристолье у печки, где стояли два горшка, лежали чищеная картошка, шмат сала и луковица:

— Даже у Соплеуха вонючего и то блат на комбинате. А у нас — никого!

— Заныла… — Саша снял ватник, повесил на гвоздь у двери. — Серега уволился, Санек уехал. Найдем, не боись.

— Найдем, найде-е-ем! — издевательски пропела жена, сузив и без того маленькие губы. — Весь поселок колбасу тащит, а мы только нюхаем.

Саша махнул тяжелой рукой, сел за стол, отломил теплую горбушку и зажевал. Жена сложила картошку, сало и луковицу в малый горшок, налила воды, посолила, закрыла крышкой, задвинула ухватом в печь. Выпрямилась, уперев руки в худые бедра:

— Ну и чего мне делать с этими кишками?

— Не знаю.

— Их же мыть надо!

— Да они уже промыты, скручены.

— Вон кровища запеклась.

— Лен, если б они не промыты были, их бы не свернули.

Точняк! Это сверху. Налипло.

Жена взяла кольцо. Снова понюхала:

— Воняет…

— Так это ж потрох! Должно так. Он питательный. Недаром ливером набивают.

Жена быстро обмыла кольцо под умывальником, положила на доску, нарезала кусками. Затем ссыпала в большой горшок с приготовленными к варке щами, закрыла чугунной крышкой, подняла ухватом и со звуком икоты задвинула в печь. Взяла длинную кочергу, подгребла догорающие угли к горшку.

— Налей мне, и поеду, — попросил Саша, дожевывая горбушку.

Жена налила ему чаю в большую чашку со скрещенными советским и американским флагами и словом SUMMIT 1987. Он подвинул к себе банку со смородиновым вареньем, отрезал себе хлеба, наложил на него варенья и стал жевать и прихлебывать чай. Жена налила себе чаю, положила в него варенья, отпила, села, но сразу вскочила:

— Тормозок твой… щас.

Отрезала ржаного хлеба, положила на него кусок сала, отрезала кусок пирога с тем же смородиновым вареньем, все завернула в газету. Положила в Сашину сумку. Туда же сунула пару яблок, кривой огурец и полголовки чеснока. Саша глянул на часы: