Хамуталь Бар-Йосеф - Записки благодарного человека Адама Айнзаама

Тот факт, что я стал безработным, вызвал у родителей беспокойство, которое они выразили привычным для них образом: грубыми нападками и издевками. Я выбирался из постели ближе к полудню и отправлялся в университет, не произнося ни слова.

Сдать полностью все экзамены по завершении первого семестра мне не удалось. Стало ясно, что, несмотря на все, я по-прежнему болен. Официальная формулировка: душевнобольной. Нервный срыв, не выдерживают тяжелой семейной обстановки — так оно звучит лучше. Я не чувствовал, что веду себя как-то неадекватно, и на лбу у меня не было написано, что я псих. Кто знал, тот знал, а кто не знал, будто и не замечал ничего. Но я-то понимал, что проблема существует — серьезная и вряд ли разрешимая.

В киоске также возникли сложности: часть сотрудников покинула его, и Яэль осталась без необходимой помощи. В занятиях Яира тоже все шло не так уж гладко. Однажды он подошел к киоску и объявил, что вышел с экзамена, не написав ни слова. После чего забился в какой-то угол и закурил. Яэль была обеспокоена: их благополучие оказалось под угрозой. Кто-то добивался их удаления с территории кампуса и задействовал свои связи, чтобы выжить их с теплого местечка. Дело уладилось только благодаря тому, что они согласились на уменьшение процента своих доходов и чем-то поступились в пользу конкурентов. Именно тогда Яэль предложила мне присоединиться к ним. «Мы платим больше, чем полагается по студенческим расценкам, — сказала она, — и у тебя будет занятость, которая позволит тебе совмещать работу с учебой». Я с радостью согласился, и в течение двух лет оставался их помощником.

Двадцать третьего октября 1977 года я приступил к занятиям на втором курсе как обычный студент. В этом семестре я записался на кафедру американской истории. Для работы мне было отведено место в корпусе «Реканати». Стою за прилавком и продаю вечерние газеты, две пачки которых лежат возле входной двери. Проходящие мимо студенты раскупают их. Улучив свободную минутку, заглядываю в учебник или отхожу к автомату, предлагающему стаканчик кофе. Иногда обмениваюсь с покупателями незамысловатой шуткой. Когда газеты кончаются, иду к киоску за новыми пачками. Яэль записывает в свою тетрадку, сколько я взял.

Вместе со мной за тем же прилавком работает несколько молодых женщин — властная, решительная Рахель, похожая на Лив Ульман, осваивает искусство дизайна тканей в колледже «Шенкар», непрерывно курит и воинственно командует нами. Пухленькая, коротко подстриженная коротышка Мона изучает психологию, говорит с легким французским акцентом и собирается поехать заграницу. Она очень веселая. Мэги, тоже небольшого росточка, всегда небрежно одетая, читает книги по философии и семантике. Она не красива, но глаза пылко сверкают то ли от радости, то ли от печали. Скорей от печали. Бурно обсуждает проблемы духовности и, выпив стаканчик кофе, исчезает.

Иногда и Теила, сестра Яэли, приходит помочь. Она подросла и похорошела, но стыдливая улыбка по-прежнему бродит по ее лицу. У нее возникли трудности в учебе, и Яэль помогает ей. Теила хочет перейти из религиозной школы в светскую, но не решается расстаться с подружками. Она пишет им записочки меленькими круглыми буковками. Почерк у нее ясный. Какой прекрасный возраст! Я мог бы сойтись поближе с каждой из этих девушек, но что мне до них?

После работы я провожаю Яэль в банк, где она вкладывает на свой счет выручку, помогаю Яиру упаковать оставшийся товар и отнести на склад, иногда мы все вместе делаем покупки. В те дни, когда нет занятий, я должен прибыть к киоску в девять утра. Мы успеваем закусить кофе с пирожком, и тут поступают свежие газеты, я разрезаю синтетические веревки, которыми перевязаны пачки, и вкладываю в каждую газету приложения. Университет выглядит очень красивым по утрам. Яэль тоже. Лучи зимнего солнца проглаживают стены зданий, зажигают яркие блики на лужайках и примиряют меня с окружающим миром.

Вечерами сумерки опускаются на кампус с царственным спокойствием. Неоновые огни бестрепетно пронзают темноту ночи.

Иногда мы беседуем о политике. Яэль считает, что нельзя нарушать справедливость по отношению к палестинцам. Левизна ее взглядов проистекает из нежелания иметь что-либо общее с правым лагерем, представляющимся ей косным и навеки застывшим в своей отсталости.

Приближается зима. Небо тускнеет, унылая серость сопровождает меня по дороге в университет. Первые дожди создают ощущение мечтательной замкнутости и отрешенности, как у рыбаков, занятых починкой сетей в преддверии лета. Прозрачный после дождя воздух вызывает желание улечься в постели на спину и прочесть несколько хороших стихотворений.