Алла Ходос - Стальные руки и крылья

Квартира Солика и Буськи располагалась в самом начале маршрута всех способных к передвижению членов многоквартирного дома, а также в эпицентре незапланированных рейдов. Это была кв. 1 и в неё часто звонили: то водички попить, то полтинник попросить, но чаще всего узнать, где кто живёт. Буська и Солик привечали бедных и дружили с соседями. Они знали, где живёт Маня Белохвостикова, Саша Грубер с семьёй, Лисневичи… Они догадывались, куда уползла черепаха Брылевских и к какому кобелю повадилась колли профессора Синдюка, Леона. Они абсолютно точно могли сообщить запыхавшейся домработнице, когда вернётся со службы товарищ Бегун и довольно точно предположить, когда мать-одиночка Валентина Нахамкина уложит спать крикливых погодков, Жоржика и Маргариту, и младшему научному сотруднику Марлену Полещуку можно будет тихонько постучаться.

Как-то в полдень, когда престарелые, вдовые и больные стараются на несколько минут уснуть, когда дети носятся на большой переменке, глотая яблоки и бутерброды, а бойцы трудового фронта с напряжением трудятся в последний предобеденный час, в дверь кв.1 позвонили. Солик открыл, в коридоре было темновато, и не успели глаза привыкнуть к темноте, как его стали оттеснять внутрь жилища молодые и старые женщины в широких юбках, перстнях и гремучих браслетах.

«Женя!» — позвал Соломон Львович, и как только Буська вышла на зов, приоткрыв дверь в гостиную, цыгане стали располагаться на полу, стульях и облупившемся сундучке с буськиным приданым.

Солик схватил швабру и как закричит: «А ну!» И всплеснув рукавами, вновь зашуршали и зазвенели женщины, и загадочно улыбаясь, отступили и не спеша покинули помещение. О цели их посещения потом старалась догадаться Буська:

«Может, они просто хотели поговорить? Или погостить немножко?»

«Они бы здесь погостили, а нас отправили бы в табор».

«И в таборе живут люди», — с улыбкой произносила Буська.

«Везде живут люди», — со знанием дела соглашался Солик.

Солик и Буська любили отмечать праздники. Они звали маму, папу, Николая Ивановича, его жену Иру с дочкой и Лёню. Когда Майе было шесть лет, взрослые подумали, что она в самом деле маленькая, и положили её спать в девять вечера, а сами пошли провожать Старый Новый Год. Лёня был на три года старше, и был допущен. Майя терпела битый час, пока они там провожали, а потом сползла к краю кровати и с умышленным грохотом свалилась на пол.

«Ой, что случилось?! Иди сюда, Маленька!» — воскликнула Буська. Сладостное водворение во взрослый мир. Яства и брашна, тосты и беседы. «Это тебе не шуточки», «Уже нолито», «Где это ты, Женя, свежую рыбу наловила?», «А я ему в ответ: — Место рядом с этой гражданкой занято навеки, ваш билет недействителен, товарищ», «Тёмная ночь, только пули свистят по степи…»

Днём они втроём шли гулять в парк имени Ивана Каталы, где встречали неизменных поклонников Солика и Буськи, которые словно рождались здесь, сразу немолодые, и жили, вечные подданные царя Соля и царицы Бусинды. Они кивали и кланялись друг другу, и говорили: «Сколько лет, сколько зим» — странные, секретные люди. Их взрослая речь была непонятна и ненужна Майе, ей хватало медленных кивков и осторожных поворотов головы, вееров у глаз, мешочков под подбородками, дрожащих в такт ходьбе, и взглядов туда, где всё совершалось; молодая наследница Майя смело улыбалась им.

Эти прогулки сильно отличались от тех, на которые водил её отец. Они совершались на холмах заброшенного кладбища, ведь там был чистый воздух, а также много колокольчиков и ромашек, которые Майя собирала охапками. Папины бледно-голубые глаза смотрели в такое же бледное небо; они не хотели замечать ещё живущих прохожих. Но однажды какая-то женщина грубо окликнула его: «Блин, зачем ты водишь ребёнка собирать цветы на могилах?» Майя тогда в первый раз услышала суровую взрослую речь.

Майя любила свою большую красную родину. Это диковинное чувство вырастало из ничего и висело в воздухе, как первомайский шар. Чем тоньше становилась нить, привязывающая шар к реальности, тем чуднее и сильнее чувство. Взрослые люди лезли из кожи, пинали ногами друг друга, чтобы только ухватиться за тонкую, из паучьей слюны, нить, схватишься — и уцелеешь, и будешь сыт. Но многим было лень подпрыгивать, даже ради своей пользы; они видели только то, что простиралось перед глазами: поля, перелески с сыроежками, коптящие трубы, но не видели чудного стратостата, надутого воздухом. А дети были заворожены. Они попадали в паутину, которую плела для них партия, и сразу же пытались подпрыгнуть, словно на батуте, но паутина становилась всё слабей, провисала всё ниже, а красный шар, на котором золотыми буквами было написано: «Наша Родина», улетал ввысь.