Он подошел к зеркалу и пощипал пальцами лицо, точно был лепниной и проверял, застыла ли глина.
То, что увидел в зеркале, сильно не понравилось.
— Ну и морда, — покачал головой и опять окликнул мать. — Мам! У тебя случайно тонального крема нету?
— На, мои очки надень, — предложил Сашок. Друг он и есть друг. Переступил через личные обиды и отдал фирменные солнцезащитные очки.
Явился брат, Петр Алексеевич. В темно-синем костюме, степенный, с причесанными бровями и сейчас, как никогда, походил на Ильича, изображенного на портрете, который висел на кухне.
— Ну, здорово, жених! — братья обменялись рукопожатием.
А мать выдала подробную инструкцию о процедуре сватовства:
— Слушайте и запоминайте, как раньше у людей делалось!..
Кому как, а Мишке старые обычаи приглянулись, потому что включали в себя презентацию с крепкими напитками.
Пошли в ближний магазин, который недавно подштукатурили, подкрасили, обложили плиткой крыльцо и после чего громко назвали «Супермаркетом». Купили там две бутылки «Кристалла» и круглый хлеб. Хотели еще купить шампанского, но мать оказалась не очень щедрым инвестором. А про цветы и говорить нечего. Свои еще не выросли, а заезжие торговцы просили очень дорого.
По улицам бродили пьяные люди. Обнимались, целовались, поминая, что Христос воскрес, но и скандалили тоже. На балконе пятиэтажки кто-то водрузил трехцветный российский флаг и тотчас на соседнем балконе, будто на спортивном состязании, где представлены разные общества, взметнулось красное полотнище с серпом и молотом.
А внизу, у входа в магазин, завязалась коллективная драка, и одного мужичка пырнули ножом. Он прислонился к стене и, размахивая ржавой трубой, дико кричал: «Не подходи! Замочу!»
— Ладно тебе, — Мишка хладнокровно приблизился к нему. — Брось выступать. Тебя самого замочили.
— А? Где? — растерянно спросил мужик, опустил голову, бросил трубу и руками прикрыл рану на боку. Оттуда хлестала кровь. Он разом ослаб и стал сползать вниз по стене.
Мишка отдал сумку со свадебными реквизитами другу, а сам занялся незнакомцем, определяя на сколько серьезна рана. Кто-то вызвал милицию и скорую. Милицейский бобик подъехал первым. Бойцы разбежались, и сотрудники хотели повязать Мишку, оставшегося возле раненого.
— Да вы что! — возмутился «жених». — Я первую помощь ему оказываю.
Заверещала сирена «Скорой помощи». Из нее вышел знакомый врач с бородкой. Красивый, как Аполлон, спустившийся с небес, и печальный, как Сергей Есенин перед самоубийством.
Мишка помог уложить раненого на тележку.
— Много вызовов, да? — с сочувствием спросил.
— Хватает. Травмы, брачные бои, отравления — полный букет. Столько праздников подряд даже для нашего неизнеженного народа — большое испытание, — меланхолично ответил врач и спросил, не меняя интонации: — Как твоя девушка?
— Какая девушка?
— Которую мы вместе спасали.
— Ну вот, и ты мне про Изабелку. Я знать ее не знаю и не видел с того времени.
— Странно. Ты так проникновенно уговаривал эту девчонку не умирать, что даже мне, ипохондрику, захотелось жить. Я видел ее в городе и, признаться, позавидовал тебе.
— Чему завидовать-то? Обыкновенная шлюха, между нами мальчиками говоря.
— В ней что-то есть, — не согласился доктор. — Она побывала в пограничной ситуации. А это многих выворачивает наизнанку.
— Ага, понятно. Ты в нашем Содоме разглядел Мадонну, — кивнул Мишка. — Так в чем проблема? Нравится — подкати.
— Насколько я понимаю в людях, она только тебе, своему Пигмалиону, верность хранит.
— Ну, вот еще. Я к другой намылился.
Доктор, уже сидя в скорой, подозвал Сорокина.
— Слушай, если я заведу с той девушкой знакомство, можно передать ей содержание нашего разговора?
— Это про то, что она…
— Нет, более конспективно, — перебил доктор. — Что ты с другой встречаешься.
— Ну, ты джентльмен. Ладно, передавай на здоровье!
Машина отъехала, а к Мишке, который будто оцепенел, подошел Сашок.
— О чем базарили? — спросил он.
— Да так. Я свои авторские права на Изабелку доку передал.
— А что задумался-то?
— Вспомнил, как меня хотели на стадионе в шамбо с нечистотами спихнуть. Это называется пограничной ситуацией, Сашок. Хорошо, не до конца отключили, и я застрял наверху. Руками, ногами, зубами за жизнь и землю цеплялся. Им надоело со мной возиться, плюнули и ушли. Я очухался, дополз домой, смыл их плевки и, как видишь, до сих пор жив.
Читать дальше