Давид Гай - Террариум

Из всех поездок на Святую землю лучше всего помнилась первая в роли уже Высшего Властителя Преклонии, было почти пятнадцать лет назад, его тогда по соображениям безопасности не пустили к Стене плача, принятие решения лежало на совести местных секьюрити, он хотя и разозлился, но виду не подал – в чужой монастырь со своим уставом не ходят; едва прилетел и поселился в гостинице, как в сопровождении своей охраны двинулся к храму Гроба Господня, открытому до 21 часа, едва подошло нужное время, храм закрыли, спешно поставили рамку металлоискателя, пропустили через нее считанных журналистов, в основном фотографов, ВВП встретили три священника: греческий, армянский и католический, в их сопровождении он вошел в храм и подошел к камню помазания, на котором омывали тело Христа, долго стоял у камня, одолеваемый одному ему ведомыми мыслями, потом пошел к крохотной часовенке, кувуклии, то есть к Гробу Господню, пробыл в ней несколько минут, из кувуклии, пройдя через армянскую часть храма, поднялся на Голгофу и, став на колени, застыл под алтарем у выдолбленного отверстия, он знал – здесь стоял крест, на котором распяли Христа. Он зажег свечу, священники делали знаки, указывали на витую каменную лестницу, ведущую к выходу из храма, он медлил.., наконец, двинулся к выходу, потом резко развернулся и снова подошел к тому месту, где стоял крест, снова нагнулся, залез под алтарь и снова преклонил колени, дернул узел галстука, расстегнул ворот рубашки, достал нательный крест, приложил к отверстию и замер в этой позе…

Разозлился он еще раз на следующий день в мемориальном комплексе “Яд Вашем”, на входе в Зал памяти раздавали кипы, ВВП достал из кармана свою, заранее приготовленную, гид в определенный момент вспомнил пакт Молотова-Риббентропа, подчеркнул – его подписанием объяснялась трагедия польских евреев, пакт, сказал гид, развязал Гансонии руки для оккупации страны; “Подождите, а почему вы не говорите, что до этого был Мюнхенский сговор?” – с раздражением спросил ВВП. – “Этот зал мы уже прошли”, – нашел выход из положения гид. – Ладно, – хмуро кивнул ВВП. – А то часто мусолят пресловутый пакт, а о Мюнхенском сговоре почему-то не вспоминают”.

Все это в преломленных, искаженных и вовсе нереальных образах и видениях, как бывает в снах, присутствовало в его ночной жизни, а это была именно жизнь, активная и насыщенная, а не забытье, утром обрывки сновидений, словно лохмотья рубища, никуда не исчезали, продолжали существовать сами по себе, давали пищу раздумьям. И вновь, в который раз, сам того не желая – это возникло в последний год как, наверное, знамение близящейся старости – он задумывался над человеческой неблагодарностью, над желанием исподтишка, скрыто, страшась неминуемого наказания, унизить и оскорбить того, на кого прежде чуть ли не молились; более всего злили и вызывали приливы ярости, которые все труднее становилось скрывать на людях, намеки на вранье в биографии ВВП, растиражированной миллионами экземпляров: ну как он мог поступить в университет прямо со школьной скамьи при конкурсе сорок человек на место, будучи далеко не отличником – наверняка помогли – и даже известно, какое ведомство приняло участие в его судьбе… только зря жуют сопли и тонкие намеки делают на толстые обстоятельства – он никогда не скрывал свою близость к тем, кто обеспечивал государственную безопасность Преклонии, еще в девятом классе предложил им свои услуги. Так получилось, что сызмала бредил разведкой, читал книжки про героев, тайно внедряющихся в стан врага, живущих под чужими именами и фамилиями, смотрел про них фильмы, библиотечный “Щит и меч” ловко умыкнул, не оставив следов, и зачитал любимую книжку до дыр, многажды представляя себя на месте Александра Белова, ставшего Иоганном Вайсом; точно так же видел себя Николаем Кузнецовым, сильным духом, непримиримым к врагам; перед самым поступлением в университет познакомился со Штирлицем и навсегда влюбился в него – когда работал у мэра города, коллеги промеж себя называли его “Штирлицем” и он был безмерно горд этим; но вот до этого славного периода, едва поступив в органы, почему-то стал “молью” – случайно узнал о прозвище и обиделся: разве он похож на моль – сквернейшее насекомое, поедающее незаметно шубы, платья, костюмы, мебель, зерно, капусту…

Как писал биограф ВВП, разведка из романтических грез стала сферой его деятельности; малыми силами, буквально силами одного человека, можно достичь того, чего не могли сделать целые армии, один разведчик решал судьбы тысяч людей, так, во всяком случае, он это понимал, и вот набравшись смелости, в один прекрасный осенний день, учась в девятом классе, В. отправился в Большой дом на Литейном проспекте, в