Мишель Фалькофф - Плейлист смерти

«Мы с тобой оба чувствуем себя виноватыми», – подумал, но не сказал я. И вообще, я не знал, что делать. Вспомнил, что когда вякнул о семье Эрика, принявшей его, Астрид сказала: «Да, теперь приняли», а Эрик сразу же заткнул ее. Я ввязался в их дела, ничего не понимая, и не хотел повторять своей ошибки.

– Мне очень жаль, – произнес я.

– Спасибо. Сейчас все хорошо – ведь я не то чтобы не хотел говорить им, а рассчитывал сделать это в свое время, по-своему. Они не гомофобы; просто не очень-то общались с геями, и они не сразу привыкли к тому, что их первенец не такой, каким они его считали. Но в некотором смысле жизнь у меня стала легче – теперь я не должен постоянно дрожать и бояться, что все всё узнают. И я могу одеваться и вести себя, как душе угодно.

«Совсем как Астрид», – подумал я.

– Однако ты вряд ли благодаришь тех парней за это.

– Само собой. Я рад, что они получили по заслугам. До какой-то степени. – Было странно слышать от него подобные речи, и я не знал, как на них реагировать. – Отчасти поэтому я так жду завтрашние гонки по грязи. Собираюсь уничтожить Райана, даже если он поедет на новеньком прекрасном грузовике Тревора. Он не понимает, во что ввязался.

Именно это беспокоило меня. Я не мог сообразить, как спросить о том, о чем действительно хотел знать. То есть я искал кого-то, имевшего повод для вендетты триаде, и вот я его нашел. Значит ли это, что я получил ответы на свои вопросы? Что я наконец-то узнал, кто стоит за нападениями?

Его положение было подобно моему. Да, мы оба считали, что дела зашли дальше, чем следовало, но имело ли нам смысл брать на себя ответственность за это?

– Ты собираешься поквитаться с ним на гонках, – сказал я в надежде, что он меня поймет.

– Да, во время гонок, – согласился он, и я подумал, что, может, и понял. – Я вполне могу уделать его, потому что он дерьмо. Он считает грузовик Тревора чудом техники, но тот таковым не является, и потому я могу унизить его на его же территории, что и сделаю. И именно на этом мне необходимо в данный момент сосредоточиться.

И опять он говорил как я. Мы оба хотели, чтобы Райан получил то, что заслужил, но на глазах у всех. Чтобы все знали, что и как произошло. Но мне требовалось удостовериться в этом.

– Без жульничества? – спросил я.

– Без жульничества, – отозвался он. – Даю слово. Нарушение правил – дело далеко не безопасное. – Я вспомнил, что одно идиотское телешоу запретили после того, как горстка парней оказалась заблокированной в их же грузовике.

– Я не в курсе того, как ты относишься к опасным вещам.

Он пристально посмотрел на меня, и я уверился: Эрик понимает, о чем я говорю.

– Плохо, – спокойно сказал он. – Хуже, чем ты думаешь.

– Я рад, – вздохнул я. – Удачи! – Но до спокойствия мне было очень далеко. Если это не я и не Эрик, то непонятно, кто еще мог пойти на такое, а я хотел верить, что был кто-то еще. Кроме того: я действительно хотел верить, что единственная плохая вещь, которая может случиться с Райаном – это поражение на гонках. И надеялся, что правда на моей стороне.

Я ждал, когда начнутся соревнования, чтобы увидеть все собственными глазами.

Когда я спустился вниз в субботу днем, Рейчел одним взглядом оценила мою одежду и отправила переодеваться.

– Интересно, как ты понимаешь слово «грязь»? Ты будешь в ней с головы до ног. Поищи что-нибудь поотвратнее.

Вообще-то я не слишком принаряжался, но, посмотрев на Рейчел и Джимми, понял, в чем заключалась моя ошибка. Они были во всем черном, в дождевиках и громоздкой обуви. На Рейчел – короткие резиновые сапоги, а на Джимми какие-то военные ботинки. Я не был достаточно знаком с гардеробом Джимми, чтобы судить об его одежде, но Рейчел реально вырядилась в полное старье: легинсы, которые были на ней, она обычно использовала в качестве пижамных штанов. Я натянул уродскую толстовку, самые старые свои джинсы и зимние ботинки, и Рейчел удостоила меня одобрительного кивка.

– Что у вас тут происходит? – заинтересовалась мама. – Вы все выглядите такими несуразными.

Я не стал язвить, что, на мой взгляд, Рейчел и Джимми изо всех сил стремятся быть несуразными постоянно. К тому же на маме был ее рабочий костюм – сегодня весь в уточках.

Она, должно быть, заметила, что я разглядываю ее.

– Лучше помолчи, – предупредила она и повернулась к Джимми: – Будь осторожен, – попросила она. – У тебя в машине вся моя жизнь.

Джимми сделал жест, будто касается шляпы шофера: