Мишель Фалькофф - Плейлист смерти

– И родители оставили тебя в покое?

– Более-менее. – Он снова зашел за мольберт. – Чувствуй себя как дома. Ты вообще понимаешь в искусстве? Занимаешься чем-нибудь? У нас здесь есть все для этого.

– Да не так чтобы очень. – По правде говоря, я очень хотел бы заниматься чем-нибудь таким. – Что пишешь?

Эрик посмотрел на Астрид. Какая-то непонятная мне тень пробежала между ними. Она пожала плечами:

– Иди сюда и посмотри.

Я подошел к холсту. Эрик работал над портретом юноши, светловолосого, с печальными глазами, показавшегося мне знакомым, хотя я не мог вспомнить, кто это.

– У тебя здорово получается, – сказал я.

– Спасибо. Но не слишком точно. – При этих словах он нахмурился, а потом опустил кисть. – Может, поставим какой-нибудь фильм? – Он подошел к полке с DVD и просмотрел, что на ней есть. – Сегодняшняя тема, впрочем, как и всегда – подростковые страх и тоска.

– Реши сам, – крикнул ему Демиан.

– Ладно. Пусть будет на выбор заведения, – отозвался Эрик. Он остановился на каком-то фильме, а Джесс и Демиан стали раскладывать подушки и одеяла у стены напротив телевизора. Я понял, у них все отработано. Я выбрал большую квадратную подушку, чтобы прилечь на нее, и Астрид свернулась клубочком рядом со мной. Тут зазвучала зловещая песня, которую я знал по плейлисту Хейдена. Лежать рядом с Астрид и смотреть фильм – это самое значительное и прекрасное из того, что случилось со мной в жизни.

Однако сам фильм оказался тревожным. Он был старым – 80-х или 90-х годов, точно не скажу – об одиноком мальчишке, держащем пиратскую радиостанцию. И он общался со склонным к суициду парнишкой, который в конечном счете покончил с собой. Ему было по-настоящему плохо от этого, и фильм закончился длинной гневной речью, объясняющей, почему самоубийство – не выход. Я поймал себя на том, что мне хочется встать и выйти, хотя эта речь не была нравоучительной или вообще какой-то сомнительной. Я просто не понял, о чем фильм; а одно только слово «самоубийство» для меня было подобно удару в живот. Хейден никогда не пытался говорить с кем-то и уж тем более не стал бы доверяться случайному засранцу с радио. Было бы ему от этого лучше или хуже?

– Ты в порядке? – шепотом спросила у меня Астрид, когда на экране появились титры.

Я кивнул, но был вовсе не уверен в этом.

– Не самый удачный выбор, Эрик, – сказала она.

Эрик был настолько любезен, что казался смущенным:

– Знаю, и мне очень жаль. Поставил, не подумав, а потом было поздно, понимаете? Без обид?

– Без обид. – Я не думал, что он сознательно хотел расстроить меня.

– Вообще-то мне больше запомнилась в нем гомофобия, чем суицид, – сказал он. Это тоже было одной из тем фильма; но я так сосредоточился на своей, что не учел, как она скажется на других. – Ее дефицита в Либертивилль-Хай как не было, так и нет, это точно.

– Но все же сейчас стало лучше или нет? – спросил я, потому что не мог представить, каково ему приходится.

– Да, сейчас лучше, чем было, но до нормального положения дел очень далеко, – ответил он. – В этом городе большинство людей относятся к приходам двух церквей, и обе они регулярно проповедуют, что гомосексуализм – зло. В школе нет ЛГБТ-группы, хотя они имеются во всех остальных больших учебных заведениях Айовы. Большинство людей здесь предпочитают таиться, чем рискнуть, ну, не знаю, потерять стипендию, раз твоя церковь вдруг обнаружила, что ты гей.

– Но тебя, похоже, все принимают таким, какой ты есть, – сказал я. – Твоя семья, друзья…

– Теперь – да, – вступила в разговор Астрид.

– Давайте не будем об этом, – попросил Эрик.

– Они в конечном счете получат то, что заслуживают, – тихо произнесла Джесс. Кажется, это были ее первые слова, которые я услышал.

– А может, уже и получили, – отозвался Демиан.

Я не очень понимал, о чем они, но у меня было такое чувство, будто о Джейсоне и Треворе. Пусть Тревор гомофоб, но ведь о Джейсоне ходили слухи, что он гей. И, может, Эрик говорил конкретно о Джейсоне и церковной стипендии – все знают, как религиозна его семья, и он, конечно, принадлежит к тому типу людей, которые получают свое.

В комнате стало тихо, но это была не обычная тишина, а чем-то наполненная. Я не мог точно сказать, чем именно, но что-то было не в порядке. Они все считают, что это я напал на него? Я хотел заявить, что я этого не делал, но при этом сам не был в этом уверен, а лгать мне не хотелось.

– Уже поздно, – сказал кто-то. – Наверное, пора по домам.

– Да, – подхватила Астрид. – Кто-нибудь подвезет нас?