Вера Колочкова - Я вас люблю – терпите!

А вот и еще одна картинка за память цепляется, уходить не хочет. Как мама ее на выпускной бал собирала, привычным волюнтаристским способом. То есть пошла и сама ей платье купила. На свой вкус. И цвет. На которые, как известно, товарищей нет. Только маме плевать было на тех товарищей – взяла и купила это дурацкое старомодное платье. Потом чуть не силой на нее напялила и восхищалась – ах, как хорошо сидит, как фигурку подчеркивает! Какие рюшки, какие воланы! И длина правильная – чуть ниже колена. Да тогда такую длину вообще никто не носил! Может, оно и впрямь хорошо на ней сидело, но не носили другие девочки такие платья, что с этим сделаешь? Пришлось ей на выпускном кукожиться в этом дурацком наряде да жаться в углу посмешищем…

На секунду Катя будто очнулась, сморгнула очередную слезу со щеки, прислушалась к баюкающему перестуку вагонных колес. За окном электрички наплывали сумерки – золотистые на фоне чуть тронутых желтизной перелесков. Красиво. Вздохнув, она снова сделала попытку поймать это необыкновенное состояние – высвобождение давних обид. Ну, ну же… Ну, прогнала мама подружку, что теперь, всю жизнь это помнить, что ли? Ленка-то и впрямь потом по косой дорожке пошла, связалась с пьяной компанией, до выпускного класса так и не дотянула. Потом вообще сгинула где-то. А платье… Да если вспомнить, то и платье было не таким уж плохим. Красивым даже. Просто мода тогда другая была. Но маме же не докажешь про моду! Она красоту видела, а не моду. И по большому счету, наверное, права была, потому что неправильно это – во всем на других оглядываться. И вообще… Не в этом вообще дело! Не в платье и не в подружке. Дело в родительском чувстве собственности, железобетонно непробиваемом. Пробить-то его некому. Правильно Анна Вяткина сказала – этому же не учат. Никто не придет и молоток в родительские руки не положит, чтобы его пробить. Они, родители, на сто процентов уверены, что свое право имеют. Потому что как лучше хотят. Пока с фатальной ненавистью своего же ребенка не столкнутся…

Нет, нет, не надо ей никакой ненависти! Как с ней жить-то? Надо выпихивать из себя эти картинки, пусть они и сопротивляются. Это же так просто, оказывается! Взять – и освободиться от них до конца. И сразу дышать можно полной грудью. И радоваться тому обстоятельству, что удалось родиться-таки от своей мамы, а не от какой-нибудь Анны Вяткиной. Можно сказать, крупно повезло.

Нет, как Анна все-таки лихо про родительскую любовь завернула! Каждый, говорит, по-своему из родительского долга выплюхивается, кто как может. Кто холодной головой любит, кто страхами, кто собственной гордыней. Нигде настоящей родительской любви не учат. Что ж, и тут она права. Действительно ведь – не учат. Все матери-отцы считают, что любят правильно, и попробуй разубеди их! И с постами в блогах та же история – Анна права. Там действительно иногда такие наполненные ненавистью откровения благополучных деток можно прочесть – волосы дыбом встают. Она и сама как-то собиралась в один из таких блогов свою нелюбовь к маме выплеснуть, да не посмела… А очень хотелось!

В мерный перестук вагонных колес вдруг ворвалось детское хныканье, и Катя повернула голову от окна. Так и есть, ребеночек у молодой мамаши проснулся, капризничает. Она его и так и этак поворачивает, а он расхныкался не на шутку. Устал, наверное. И лицо у мамаши сразу образовалось такое растерянное, почти сердитое. Ох, какое сердитое! Ребенок плачет, мамаша сердится… Интересно, а вот эта мамаша от какой печки будет потом плясать? Сердитостью любить будет?

Сидящая рядом с Катей старушка, повздыхав, вдруг встала с места, подсела к незадачливой мамаше, протянула к ребеночку руки, приговаривая что-то ласковое. Посадив его к себе на колени, потрясла слегка, потом вдруг запела громким высоким голосом:

Надо же, а ребеночек-то замолчал! Сидит, слушает. Улыбается беззубо. А старушка голосит себе, будто одна в вагоне едет:

Что это? Глупые слова, глупая бессвязная песенка. Ну, торопится Ванька в баньку, какая-то Матаня ему рыбу жарит… И что? А малыш сидит, уже и смехом звонким заливается. Видно, услышал что-то в бабкином голосе такое, ему одному понятное. Любовь, наверное, услышал. И все сидящие в вагоне – тоже услышали. Сидят, улыбаются. Хорошо… И слезы сами по себе высохли…