Звягин ведрами носил уголь в сарай. Неожиданно он поймал себя на том, что все время прислушивается, ждет поросячьего визга. «Неврастеником скоро стану, — раздраженно подумал он. — Заколоть, что ль, его?» Но хотелось, чтоб еще подрос поросенок, потяжелел.
А дров так и не купил Звягин на этой неделе. В понедельник не до дров стало, вышел на работу.
До беспамятства, до рвоты напивался в одиночку Колунков, чтоб обмануть тоску. Дичиться стал людей. Раньше придет в рыбацкий поселок, набьет рюкзак бутылками, продавец привык к нему и стал отпускать водку без ягод, а из магазина непременно заглянет к пожилому ханту Васе, который в отличие от большинства своих соплеменников был говорливым, разопьет с ним бутылку. Поговорят, помолчат, помягче станет на душе, веселее. А теперь Колунков, сутулясь, шагает мимо дома Васи даже тогда, когда приятель ожидает на пороге, кивнет и сутулится дальше. Тоска, тоска… И странная жуть стала нападать на него, особенно ночами, под утро. Проснется резко на ложе своем из сена и лохмотьев, угли в печи погасли, темь; бывает, что тлеет еще уголек, отсвечивает на стене светлой точкой, и кажется, что затаился кто–то в комнате, в темноте, стоит, не шелохнется, смотрит, ждет, когда Олег ворохнется, чтоб наброситься на него. Цепенеет Колунков от ужаса, дышать перестает, таращит глаза в темноту. Долго лежит так, потом пересилит себя, выпростает руку из–под одеяла, потянется к бутылке, которую он теперь всегда ставит возле топчана.
Торопливо пьет. В бутылке и в горле булькает оглушительно. Сжимается сердце. Но страх уходит быстро и Колунков засыпает. А иногда сна нет. Лежит, думает, вспоминает. И что–то часто стала вспоминаться Лиза, четырнадцатилетняя дочь Насти, подруги Леночки. Леночка с Настей работали в одном отделе универмага, дружили много лет, несмотря на то, что Настя лет на семь старше Леночки. Папы у Лизы не было. Где он, что с ним и был ли когда, Олег не знал. Была у Насти дача, добротная, просторная, со светлой комнатой на чердаке, где обычно ночевали Олег с Леночкой. И стояла дача в ста метрах от реки Цны. Оставил ее Насте отец, какой–то большой начальник по строительной части. Он теперь жил где–то далеко, с ним была связана какая–то неприятная для семьи история, темная, таинственная. Колунков догадывался, что он отбывает большой срок в колонии, но никогда не заводил разговор об этом из деликатности.
Лиза в то лето, которое чаще всего вспоминалось Олегу, окончила восемь классов, была крупная не по возрасту, полноватая, в отличие от матери, сухой, подбористой, желчной женщины. И по характеру они резко различались. Мать–сдержанная, всегда настороженная, словно постоянно ожидающая подвоха или внезапного нападения и опасающаяся, что это застанет ее врасплох и она не сможет немедленно дать отпор; судит обо всем скептически, даже в добрых делах ей всегда чудится дальний эгоистичный расчет, а Лиза импульсивная, быстрая, цепкая, хотя, когда сидит спокойно, производит впечатление нерасторопной, распустехи. Это, вероятно, из–за ранней полноты. Лиза сидит, сидит и вдруг взовьется, отчупит такое, что мать только руками разведет, прокудливая страсть, никогда ей спокойно на берегу не лежится, когда все загорают. Волейбол, футбол с ребятами, наиграется, разгасится, подлетит к ним, лежащим рядком на одеяле, пышит от нее жаром, затормошит Олега: в воду, в воду!
— Охолони, мокрая вся! — буркнет мать. Но не слушает ее Лиза, тянет в реку.
Любила плескаться с ним, любила, раскинув руки, лечь на воду на мелководье и чтобы он толкал ее по воде. Озоровала часто. Подплывет сзади, прыгнет на плечи, утопит в воду, брыкается, визжит. Или поднырнет, ухватит за ногу и потащит на дно. Хохот, шум, визг! Насте шум надоест, прикрикнет:
— Хватит, вылазь! Разбузыкалась!
А Лизе хоть бы что, не слушает. Вода кипит вокруг нее.
— Русалка шутоломная! — ругнется мать и снова запрокинет к солнцу лицо с листом подорожника на носу.
А когда Лиза, мокрая, с сизыми мурашками на животе, бухнется рядом, поморщится Настя от холодных брызг, буркнет недовольно:
— Глянь в зеркало, баба–бабой, а разум детский! Скоро дети пойдут, а ты все, как пятилетняя!
— Ох, бабы, бабы! — вздохнет притворно горестным тоном Лиза. — Как вы быстро стареете! Неужели и я через десять лет такой же наседкой стану?
— Станешь… Куда ты денешься…
— Ни за что! — вскочит и помчится на луг, откуда ребячьи вскрики доносятся и удары по мячу.
Читать дальше