Пётр Алёшкин - Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

— Ты ее больше не видел?

— Нет… И документы из института не брал… Я вроде бы там до сих пор студентом числюсь, — усмехнулся Владик. — Отец в каждом письме требует, чтобы я вернулся…

Матцев нагнулся, поднял палку и поворошил дрова в костре. Искры засверкали вверх. Он снова заговорил о жене:

— Вряд ли Марина сама понимала, что и зачем делает?.. Вообще–то некоторые мудрецы говорят, что единственное оружие женщины, данное ей природой, — хитрость… От этого идет их коварство и непреодолимое стремление к обману…

— А она тебе не написала ни разу?

— Пишет…

— А ты?

— А я ее письма не читаю.

Да, он не читал ее писем, не распечатывал, но и не выбрасывал, складывал в стопочку и перетягивал резинкой. А писала Марина часто.

Небо хмуро нависло над тайгой и задумалось, замерло на два дня, решая, ждать ли, когда мороз пройдется по рекам и озерам, или одеть землю белым одеялом до его прихода. Тайга тоже притихла в ожидании. Мороз запаздывал, и на деревья, нерешительно планируя, упало несколько крупных прозрачных хлопьев снега. За ними еще и еще. И вот уже смело и густо посыпались невесомые большие хрупкие комья. Они бесшумно падали на телогрейки рабочих, рассыпались на мелкие снежинки и сползали вниз, на землю. Верх собранной палатки быстро побелел. Палатка улыбалась распахнутой дверью, повеселела и как бы присела от удовольствия, стала ниже.

Десантники собирали вторую, укладывали утеплительные плиты между брезентом. Андрей и Сашка носили плиты из контейнера, от вертолетной площадки. Когда Андрей возвращался со стопкой плит, он видел сквозь негустую пелену снега Матцева возле землянки. Он, установив полено на пенек, взмахивал топором, доносился глухой удар, и половинки полена разлетались с пенька. Владик ставил на пенек новое полено и снова взмахивал топором.

Анюта простудилась. Борис Иванович после утреннего чая заставил ее лечь в постель, полежать. Матцев наколол дров, сложил их стопкой возле входа в землянку–столовую, часть спустил вниз, сушиться, набрал новую охапку и пошел в жилую землянку, в которой тоже появилась печь, сваренная из обрезка трубы. Владик потихоньку опустил дрова на пол возле печки, стоявшей между нарами посреди землянки, снял рукавицы и приоткрыл край брезента. Анюта не спала, глядела на него блестящими глазами.

— Ну как ты? — спросил Владик так, как спрашивают у заболевшего близкого человека.

— Холодно — пожаловалась Анюта.

— Сейчас растоплю!

Матцев начал возиться возле печки, размышляя вслух:

— Может, тебя все–таки отправить вертолетом в поселок? Сейчас прилетит…

— Зачем? — ответила девушка. — Полежу с часик и пойду обед готовить!

— Лежи… Сами приготовим…

— Вот еще, — перебила Анюта. — А я на что?

Огонь загудел в печке.

— Сейчас тепло будет, — говорил Матцев, снимая спальный мешок со своих нар. — А пока я тебя укрою!

Он накрыл спальником девушку и сел на край нар.

Анюта коснулась ладони Матцева, говоря;

— Спасибо.

Владик взял ее руку в свою, наклонился и перецеловал пальцы, потом прижал горячую ладонь девушки к своей щеке, думая о своей и ее жизни. В тот вечер у костра она тоже рассказала ему все, ничего не скрывая.

— Согрелась? — спросил Матцев, не отнимая ладони от щеки.

— Ты со мной, как с больной! — тихонько засмеялась Анюта. — Чуточку температура появилась, а они…

— Чуточку! — передразнил Владик. — А озноб? Это что?

— Не озноб, просто холодновато!

— Я тебя сейчас мигом согрею! — проговорил Матцев скидывая с себя телогрейку, приоткрыл край брезента и швырнул ее на свои нары, где лежала его серая заячья шапка, потом снял валенки, повторяя: — Сейчас я тебя мигом согрею!

Он прилег рядом с Анютой и обнял ее, прижал к себе.

— Пока через мешок тепло твое дойдет, сам замерзнешь, — засмеялась Анюта.

— Выбирайся тогда из мешка. — Матцев нашарил на груди девушки язычок замка–молнии и потянул его вниз.

— Не надо! Не надо! — испуганно вскрикнула девушка и поймала его руку, не давая открывать молнию. — Ты что?

Павлушин, проходя с плитами мимо открытой двери палатки, услышал стон, приостановился, потом быстро отнес плиты Звягину и бегом вернулся назад. В просторной палатке был полумрак, и Андрей не сразу увидел бригадира, сидевшего в темном углу на ящике.

— Борис Иванович, что с вами? — бросился к нему Павлушин.

— Ничего, ничего… — ответил Ломакин хрипло, попытался улыбнуться. — Желудок проклятый… Язва… Пройдет! Не в первый раз…