Пётр Алёшкин - Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

— Разве он их всех упомнит? — засмеялся Помидор.

Помидор веселый мужик, а Борода молчун. Иногда и он пробует шутить, но у него всегда получается невпопад.

— Молодая? — спросил Киселев.

— Ты иди скорей! Она в моей комнате ждет!

— Интересно! — пробормотал с улыбкой Киселев и походкой бывалого человека двинулся к двери.

— Половой разбойник! — странно подхихикивая, произнес Борода.

Авдеев остался в кабинете, сел на место Киселева на подоконник. Тот вернулся скоро и еще в дверях замотал головой.

— Баба–прелесть!.. Идем? — обратился он к Авдееву.

— Боишься, один не справишься? — засмеялся Помидор.

— Сколько ты спросил? — Авдееву деньги нужны. Только из армии человек.

— Пять червонцев! — ответил Киселев. — Там и за три работать можно, — добавил он потом.

— Ну ты рванул!

— У нее «бабки» есть! Видел, как одета?

— А ты не боишься с ним идти? — спросил Помидор у Авдеева. — Он тебя без гроша оставит!

Помидор напомнил одну из историй Киселева. Авдеев знал ее. Киселев сам рассказывал, как однажды его наколола молодая вдовушка. Он работал у нее два вечера, потом, когда закончил работу, уломал ее переспать с ним. После всего хорошего вдовушка заявила, что они в расчете, и выпроводила его, не заплатив…

Множество таких историй о Киселеве ходило по РСУ. В них охотно верили, но не потому, что рассказывал о похождениях сам Киселев, а скорее потому, что во всех историях он оказывался в дураках. А людям почему–то радостней слушать не то, как ты обвел всех вокруг пальца, а как сам попал впросак.

Киселев ростом был невысок, суховат, в движениях быстр, но несуетлив, выдержан. Глаза его веселы, лицо всегда насмешливо, но насмешливость эта, чувствуется, не от ехидства, не от желания уколоть, а, наоборот, от стремления вызвать улыбку. Ходит он, держа руки в широких карманах спецовки. Где бы он ни работал, всюду у него знакомые, всюду у него друзья. Через неделю после того, как РСУ переехало ремонтировать это здание НИИ, Киселев начал перебрасываться шутками почти с каждым встречным. И все ему улыбались, все отвечали. Авдеев никогда не видел его молчащим. Разговаривал он и тогда, когда один настилал паркет в комнате.

— Зря ты не пошел, дурачок! — говорил он согнувшемуся гвоздю. — Ты бы клепку держал, польза бы от тебя была, а так вытащу я тебя сейчас и выброшу, будешь ржаветь на помойке. Думаешь, для тебя это лучше?.. Ну, как знаешь! — Он вытаскивал и выбрасывал гвоздь.

Авдеев сразу отнесся к Киселеву настороженно. Решил, что Киселев насмешник, болтун: от такого подальше, но потом привык.

Отправились Киселев с Авдеевым к Эмме часов в пять. Квартира ее была на третьем этаже. Открыла им старушка.

— Вы плотники, — обрадовалась она, увидев торчащую из портфеля ручку топора, и засуетилась, пропуская их в коридор.

— А где Эмма? — спросил Киселев.

— Эммочка на работе… Она звонила, предупреждала! Спасибо ей, деточке, а я и не чаяла… Только уж больно дорого! Пятьдесят рублей! Больно дорого!

— Сейчас все дорого! — с достоинством ответил Киселев.

— Это да, да! — сокрушалась старушка. — Куда ни кинь, все дорого…

— Показывай, бабуля, работу!

Старушка провела их в комнату. «Неужели тут Эмма живет?» — осматривал Авдеев комнату.

Старый самодельный, но крепкий еще стол под клеенкой, на нем телевизор «Рекорд» с небольшим экраном, светло–желтый шифоньер с потемневшим зеркалом в дверце, железная кровать, аккуратно застеленная, на стене ковер с оленями у лесного ручья, на полу в два ряда дешевые половички. И никаких признаков проживания молодой женщины. И спать ей негде, раскладушку, что ли, ставить?

— Окно вот не закрывается, — говорила между тем старушка. — Дождь прямо на пол льет. Паркет от воды повыскакивал! Того и гляди ногу сломаешь! — Старушка сдвинула в сторону половик у окна, обнажила выскочившие клепки.

— Это мы сделаем, бабуль! Это мы враз, — осматривал окно Киселев. — Бабуль, а зачем тебе нужно, чтобы большая створка открывалась? Хочешь, я тебе закрою ее навечно, ни один черт не откроет! Тебе фрамуги хватит!

— Нет, не надо! Пусть открывается… Сделай уж как было…

— Смотри, бабуль, тебе жить… Ну–ка, подними–ка топориком, — сказал он Авдееву. Тот поддел створку топором и поднял сколько мог вверх. Киселев вбил в образовавшийся зазор между петлями гвоздь наполовину и обогнул оставшуюся часть гвоздя вокруг штыря петли. Створка поднялась выше и стала закрываться.

— Во, бабуль! Принимай работу… Двумя пальцами можешь закрывать!