Кимберли Белль - Лживый брак [Литрес]

Корбан опускает трубку и с размаху впечатывает ее мне в ухо.

– Скажите копам, что с вами все хорошо, что все это недоразумение. Скажите им, что я ваш гость и чтобы они убирались отсюда к черту. – Я не могу выдавить ни слова, он презрительно фыркает. – Не важно, я сам. Проваливайте вон, кретины.

Он бросает телефон на пол и вздыхает.

– По-моему, у нас небольшая проблема.

В любых других обстоятельствах подобное преуменьшение могло бы показаться забавным, но теперь ответ Корбана кое-что проясняет. Насколько я могу судить, дом окружен полицией, и Корбан смотрит на меня так, будто не знает, что ему со мной делать, а это плохо. С того места, где я сижу, есть только один способ выбраться наружу. Загнанному в угол человеку нечего терять. Кто бы ни был по ту сторону стекла, он должен начать стрелять, и как можно скорей.

Но пойдет ли полиция на это? Станут ли они стрелять в безоружного человека? Корбан как будто читает мои мысли, он поднимает обе руки и медленно разворачивается на 360 градусов в сторону окна. «Валите отсюда, ребята, – словно говорит его улыбка. – Вам тут нечего делать».

Все, что происходит потом, я вижу очень четко, в самых мельчайших подробностях. Как пуля пробивает стекло с громким хлопком, оставляя аккуратное отверстие в центре оконного полотна. Как она со свистом проносится мимо меня, как разрывающая воздух серебряная вспышка. Как она попадает в Корбана, и его голова откидывается назад, а его кровь и мозги забрызгивают стену и меня в стиле Джексона Поллока. Как сотрясаются половицы, когда его тело валится вниз, почти сто килограммов железобетонных мышц и костей.

А потом взрывом вышибает заднюю дверь, во все стороны летят щепки, осколки и куски обуви, и в дом врываются полицейские в штатском. Все вооружены, и все – как один – целятся в Корбана.

Один из них опускается на колени и проверяет пульс, возможно, это стандартная процедура, в данном случае совершенно необязательная. Глаза Корбана открыты, но во лбу зияет огромная дыра.

Женщина-офицер присаживается рядом со мной:

– Мэм, вы в порядке? – Она ощупывает мои лицо и шею, ее пальцы дотрагиваются до моей подрагивающей кожи. Когда она отстраняется, руки у нее запачканы кровью.

– Это н-не моя, – говорю я, но мои зубы стучат, и слов почти не слышно из-за громких криков.

Сильнее всех орет здоровенный темноволосый мужик позади нее.

– Кто из вас стрелял, кретины? – Лицо у него покраснело, и он кричит так сильно, что брызги слюны, вылетающие из его рта, образуют идеальную траекторию. – Подозреваемый не был вооружен. Кто стрелял, черт вас побери?

Женщина-офицер не обращает на него никакого внимания, она берет с дивана плед и набрасывает его на мои дрожащие плечи.

– Нужно вас согреть. Вы в шоке. – Она поворачивается и кричит через всю комнату: – Можно позвать сюда врача?

В комнату быстрым шагом входят медики с носилками, но, увидев лежащего на полу Корбана и растекающуюся из-под него лужу крови, резко притормаживают. Один из них подходит ко мне с санитарной сумкой. Он измеряет мне давление и проверяет мои жизненные показатели, а вокруг слышатся обрывки разговоров.

Полиция оцепила периметр вокруг моего дома и стала ждать.

Переговорщик позвонил Корбану на домашний телефон.

По плану он должен был уговорить его сдаться.

Был приказ не стрелять.

И все равно Корбан получил пулю в левый висок.

Никто пока не взял на себя ответственность за этот выстрел.

Ответ заставляет меня, пошатываясь, подняться на ноги, и я перепрыгиваю через кофейный столик, проталкиваюсь сквозь людей, толпящихся в комнате. Меня хватают чьи-то руки, я стряхиваю их с себя и выбегаю в заднюю дверь.

– Уилл! – Собаки снова принимаются лаять, и я кричу даже громче их: – Уилл!

Я бегу через задний двор к забору, голова мотается из стороны в сторону, глаза обшаривают темные углы. Я совершенно обезумела от отчаянного, неукротимого желания найти моего мужа, который, я знаю – знаю – и есть тот, кто стрелял.

Я складываю ладони рупором у рта и выкрикиваю в небо его имя, хотя уже знаю, что его здесь нет. В эту минуту Уилл уже далеко.

Осознание приходит как удар в живот, и я сгибаюсь пополам, обхватив себя руками, и реву. Меня захлестывают злость и разочарование, которые только усиливаются, когда я вспоминаю события сегодняшнего вечера.

Сильные руки берут меня за плечи, и я оказываюсь в знакомых объятиях.

– Все хорошо, – говорит Эван, его большие руки крепко обнимают меня. – Я тебя держу.