— Да, — отрезал отец. — Я имею в виду то, что он сделал с молодым Морли.
Я поглядывал из дверей своей комнатки.
Я видел Шейна — он сидел в сторонке, спокойно слушая. Казалось, его ничуть не удивляет все это. Казалось, его ничуть не интересует, что случилось с молодым Морли. А я знал, что с ним случилось. Я видел Морли, когда он вернулся из города, весь в ссадинах и синяках, собрал свои вещички, проклял тот день, когда нанялся к отцу на работу, и уехал, не оглядываясь.
Но Шейн сидел там так спокойно, как будто то, что случилось с Морли, не имело к нему никакого отношения. Ему было совершенно безразлично, что там с ним случилось. И тогда я понял, почему. Потому что он не был Морли. Он был Шейн.
Отец правильно говорил. Каким-то странным образом все как один чувствовали, что сейчас Шейн — меченый человек. Будто клейменый. Всеобщее внимание было обращено на него, как на какой-то символ. Взяв его в дом, отец тем самым принял вызов, брошенный с большого ранчо за рекой. То, что произошло с Морли, было предостережением, и отец сознательно на него ответил. После летнего временного перемирия наступало новое обострение давней вражды.
Причины разногласий в нашей долине были очевидны, и со временем дело неизбежно дойдет до открытого столкновения. Если им удастся прогнать Шейна, в рядах гомстедеров появится брешь, это будет означать полное поражение, а не просто ущерб престижу и моральному состоянию человека. Это будет трещина в плотине, вода сможет просачиваться сквозь нее, постепенно размывать — и в конце концов хлынет потоком.
Любопытство одолевало городской люд еще больше, чем раньше, только теперь их интересовало уже не прошлое Шейна, а то, что он может сделать, если Флетчер затеет против него какую-нибудь каверзу. Когда я торопился в школу или из школы, горожане меня останавливали и приставали со всякими вопросами. Но я знал, что отцу не понравится, если я что-то буду говорить, и прикидывался, будто не понимаю, о чем это они толкуют. Зато сам я внимательно следил за Шейном и все удивлялся, как это может быть, что напряженность, медленно нарастающая в нашей долине, вся обращена против одного человека, а ему это вроде как совершенно безразлично.
Потому что он ведь, конечно, все видел. Он никогда ничего не пропускал. И все же он занимался своей работой как обычно, часто улыбался мне, во время еды добродушно шутил с матерью в своей любезной манере, по-прежнему дружелюбно спорил с отцом о планах на следующий год…
Но пока что ничего не происходило. Разве что в последнее время внезапно и бурно оживилась возня за рекой. Просто удивительно, как часто теперь флетчеровские ковбои находили себе работу прямо напротив нашей фермы.
Однажды во второй половине дня, когда мы убирали второй — и последний — укос сена, на большом клещевом захвате, который мы использовали, чтобы поднимать сено на сеновал, отломилась одна вилка.
— Придется ехать в город, в кузницу, чтобы приварить, — недовольно сказал отец и начал запрягать лошадей.
Шейн посмотрел за реку, где какой-то ковбой лениво катался взад-вперед возле небольшого стада.
— Я отвезу, — сказал он.
Отец посмотрел на Шейна, потом на другой берег, потом улыбнулся.
— Ладно. Сейчас такой же подходящий момент, как любой другой. — Он застегнул последнюю пряжку и направился к дому. — Я через минуту готов буду.
— Не беспокойся, Джо. — Голос Шейна звучал мягко, но остановил отца на полдороге. — Я же сказал — я отвезу.
Отец резко повернулся к нему.
— Пошло оно все к черту, друг! Ты что думаешь, я отпущу тебя одного? А если они… — И прикусил язык. Медленно провел по лицу ладонью и сказал слова, которых никогда ни одному мужчине не говорил — по крайней мере, при мне. — Извини, — сказал он. — Я должен был сообразить.
Он стоял и молча смотрел, а Шейн собрал вожжи и прыгнул на сиденье повозки.
Я боялся, что отец меня не пустит, и потому подождал, пока Шейн не выедет из проезда. Я спрятался за сараем, у конца кораля, и когда повозка проезжала мимо, подцепился на нее. И успел заметить, что ковбой на другой стороне реки повернул коня и галопом поскакал в сторону хозяйского дома на ранчо.
Шейн это тоже видел, и ему это, кажется, доставило какое-то мрачноватое удовольствие. Он протянул руку назад, перетащил меня через козлы и усадил рядом с собой.
— Любите вы, Старреты, вмешиваться во всякие дела. — Я испугался, что он отправит меня обратно, а он вместо этого улыбнулся мне. — Как в город приедем, я тебе складной ножик куплю.
Читать дальше