Джулиана Маклейн - Цвет судьбы

Но я не хотела давать поспешных обещаний, так что мы заключили договор. Если я уеду к его сестре и спокойно пробуду у нее до родов, то после – что бы ни решилось с усыновлением – он разрешит нам с Гленом пожениться. К моему удивлению, папа согласился, почти не споря.

Итак, я отправилась в Бостон. «В монастырь», невесело пошутил Глен. В самом деле, чувствовалось во всем этом что-то средневековое.

Честно говоря, я не жалела, что покидаю Бар-Харбор. Быть в центре внимания, становиться мишенью для местных сплетников вовсе не хотелось. Невыносимо тяжело было лишь расставаться с Гленом.

Что ж, по крайней мере в одном я соглашалась с отцом: пока ребенок не появится на свет, лучше держать все в тайне.

– Не хочу с тобой расставаться, – сказал мне в вечер перед отъездом Глен.

Он зашел, чтобы помочь собрать вещи и попрощаться. Конечно, обещал приезжать ко мне в Бостон, но не часто: ведь теперь ему придется экономить каждый цент, чтобы снять квартиру через полгода, когда мы поженимся.

Я застегнула дорожную сумку и присела рядом с ним на край кровати.

– Я тоже. Но если папа разрешит нам пожениться, то дело того стоит.

– Откуда ты знаешь, что ему можно доверять? Что, если сделаешь все, как он хочет, а он все равно откажет?

Я пожала плечами и успокаивающе положила руку ему на колено.

– Тогда просто начнем жить вместе. Уж это-то он нам запретить не сможет! И точно предпочтет, чтобы дочка вышла замуж, а не жила в грехе.

Глен взял меня за подбородок, повернул лицом к себе и нежно поцеловал. Губы у него были теплые, мягкие – и, как всегда, сердце мое мгновенно растаяло. Как я проживу без него целых шесть месяцев?!

– Как не хочется уезжать! – прошептала я, обвивая его шею руками.

– А я не хочу тебя отпускать. – Он обнял меня и ласково гладил по голове, по спине. – Никогда не думал, что смогу так сильно полюбить! Я буду любить тебя до самой смерти.

– И я тебя!

Губы наши слились; я откинулась на кровати и потянула его за собой… но в этот миг нам пришлось отпрянуть друг от друга: на лестнице послышались шаги отца.

Пять месяцев спустя

Теперь я ходила, словно проглотила баскетбольный мяч, и часто в задумчивости поглаживала живот – точь-в-точь как женщина, виденная мною тогда в больнице. Я даже разговаривала с малышом. Да, мы с ним вели долгие беседы обо всем на свете!

Наверное, оттого, что больше поговорить было не с кем, если не считать тети Анджелы. Я ходила в местную школу, но друзьями там не обзавелась. Все знали: я та самая беременная девчонка, которая здесь прячется, а в конце года родит и уедет, так что никто не рвался со мной дружить – и я этому только радовалась.

Слава богу, в те времена не было «Фейсбука».

Однако с тетей я очень сблизилась. Анджела была младшей сестрой отца. Типичная «женщина из большого города» – независимая, яркая, стильная, она работала в модном рекламном агентстве. Ее деловые костюмы и высокие каблуки приводили меня в восторг. В какой-то мере я завидовала ее свободе, ее образу жизни, хоть и понимала, что такого успеха мне, скорее всего, не достичь никогда. По крайней мере, если ребенок останется со мной, ведь тогда я даже школу не окончу. Но я не возражала. Я с нетерпением ждала появления ребенка на свет и была довольна своей участью.

Миа часто писала мне, в каждом письме подбадривала и призывала «стоять на своем». Она не сомневалась: рано или поздно мама и папа не только смирятся с решением оставить ребенка, но и помогут мне и Глену окончить школу.

В этом я была не так уверена, однако надеялась на лучшее.

А Глен… ах, как мне его не хватало! Порой я всерьез страшилась, что от тоски по нему развеюсь легким облачком, и ветер разнесет меня по свету. Если бы не его письма, приходившие аккуратно каждый день – бумажные письма от руки, ведь электронной почты еще не существовало, – я давно уже собрала бы чемодан и вернулась домой куда раньше намеченного срока. От того, чтобы стремглав броситься на ближайший поезд, меня удерживали только его слова ободрения и любви.

Его письма я читала столько раз, что выучила наизусть. Они и теперь со мной – в стенном шкафу, в кедровой шкатулке: иногда я достаю их и перечитываю. И светло, и грустно вспоминать те дни нашей юной любви, когда мы так тянулись друг другу – и так надеялись на будущее.

Письма Миа тоже хранятся у меня, но их я перечитываю редко. Слишком больно. Особенно последнее – где она писала, что приготовила мне замечательный сюрприз.