Кристин Фере-Флери - Девушка, которая читала в метро

– Значит, хочешь им быть? – продолжала Заида. – Это легко. Пойдем к папе.

Жюльетта опять замотала было головой, не соглашаясь. А потом ее взгляд оторвался от лица девочки и снова уперся в табличку с загадочным названием – впрочем, ничего странного, все просто, книги в самом деле не ведают ни пределов, ни границ, разве что границы языка иногда, это очевидно, – тогда почему?..

Мысли разбегались, но при этом она чувствовала, что время идет, что пора уходить, выбираться с этой улицы, надо как можно скорее бежать под неоновый свет лампы в своем кабинетике, к пыльному запаху досье “Объекты” и досье “Клиенты”, к бесконечной болтовне Хлои и кашлю месье Бернара, сухому или влажному, в зависимости от времени года, и к четвертому визиту пенсионеров, которые никак не могут решить, выбрать им домик в Мийи-ла-Форе или двухкомнатную квартиру на Порт-д’Итали.

– Пойдем, – решительно повторила Заида.

Она взяла Жюльетту за руку и втащила во двор, а потом аккуратно засунула книгу за створку ворот.

– Кабинет там, в глубине, где застекленная дверь. Просто постучи. А я пошла наверх.

– А в школу ты не ходишь? – машинально спросила Жюльетта.

– У нас в классе случай заболевания ветрянкой, – важно сообщила девочка. – Всех отправили по домам, у меня даже записка есть для папы. Ты мне не веришь?

Ее круглое личико беспокойно сморщилось. Между губ виднелся кончик языка, розовый и гладкий, как марципановый цветок.

– Конечно верю.

– Ну, тогда ладно. А то вы все такие недоверчивые, – заключила девочка, пожав плечами.

Она прыжком развернулась, и ее косички снова подскочили на плечах. Волосы были густые, каштановые и отливали медом там, где свет оглаживал их своим жестким сиянием; каждая коса – толщиной с ее хрупкое запястье.

Пока она бегом скакала по металлической лестнице, ведущей на длинную галерею вдоль всего второго этажа здания – судя по всему, бывшей фабрики, – Жюльетта неуверенно направилась к указанной двери. Она сама не понимала, почему пошла за девочкой, а теперь выполняет ее приказ – ведь если подумать, это был приказ. Или совет? В любом случае следовать ему совершенно неразумно: она и так уже опаздывала, незачем даже смотреть на часы. Теперь в воздухе повисла изморось, легонько хлестала ее по лицу, подталкивала к теплу, к передышке под крышей… В конце концов, сегодня утром у нее ничего срочного… Всегда можно сказать, что сломалась стиральная машина, она уже несколько месяцев дышит на ладан. Жюльетта даже говорила про нее с месье Бернаром, тот долго рассказывал ей про разные модели, настоятельно советовал немецкие марки, по его словам, куда более надежные, и даже предлагал в субботу съездить с ней в один магазин, где у него, по крайней мере, знакомый управляющий, какой-то многоюродный кузен, честный человек, дурного не посоветует.

Стеклянная дверь переливалась, отражая в себе кусок неба; но в глубине комнаты горела лампа.

Жюльетта подняла руку и постучала.

– Не заперто!

Мужской голос. Бархатистый, даже чуть хрипловатый, с легким неопределенным акцентом. В глубине комнаты распрямился длинный силуэт. Толкнув дверь, Жюльетта увидела груду коробок, и верхние, стоявшие слегка набекрень, зашатались. Она невольно вскрикнула: “Осторожно!” – но поздно: коробки повалились на пол, подняв облако пыли. Девушка закашлялась, прикрыв ладонью рот и нос; послышалось нечленораздельное ругательство, и она увидела, вернее, угадала какое-то движение: мужчина упал на колени – брюнет, весь в черном, довольно худой, – и другой рукой вытирал катящиеся из глаз слезы…

– Нет, только не это! Я же все разобрал… Вы поможете?

На сей раз тон был вполне приказным. Жюльетта, не в силах вымолвить ни слова, кивнула и наугад двинулась вперед, на свет, голос шел оттуда, значит, мужчина был один, он махал руками, костлявые запястья торчали из слишком коротких рукавов, пыль теперь немного осела, и она видела его профиль, четкий, почти резкий, с прямым носом, как у некоторых греческих статуй или у воинов на фресках в Кноссе, прошлым летом она на две недели ездила на Крит и с тех пор часто видела их во сне, как они бегут на приступ, потрясая дротиками, а в их больших удлиненных глазах горит мечта о воинском бессмертии.

– Конечно, – пробормотала она наконец, без всякой уверенности, что он ее слышит.

Он сгребал в охапку рухнувшие тома, бестолково суетился, как неумелый пловец. Книги накатывали на его ноги до самых ляжек, валились друг на друга, переплеты соскальзывали, распадались веером, открывались, ей вдруг показалось, что она слышит живую трель синичьих крыльев, когда та вспархивает с куста.