– Ты, главное, узлы затяни! – кричал Юрий Сергеевич, кружа вокруг подрамника. Маша никогда еще не видела его таким возбужденным. – Затягивай узлы! Если высохнет неправильно, образуются усы...
Храм Посейдона сох ночью в лежачем положении. Юрий Сергеевич уступил храму свою комнату, сам отправился ночевать на кухню. Утром Маша услышала горестное бормотание отца:
– Вот черт, лопнул. Взял и лопнул... Что же мы сделали неправильно?
Переделывали храм Посейдона Юрий Сергеевич с Антоном вдвоем. Маша слонялась вокруг и любовалась. Антон с отцом, двое мужчин, делают общее дело, и она, женщина, рядом, как положено. Отмывка завершалась слоями – построить тени, затем отмыть... очень кропотливое занятие. Слишком кропотливое для влюбленной Маши.
Берта Семеновна твердила Маше:
– Недопустимо погружаться в свой предмет. – «Предметом» она называла любимого, партнера, мальчика, кавалера, в общем, «предметом» в данной ситуации был Антон. – Необходимо развивать себя как личность, – говорила Бабушка, выражая лицом презрение к разным клушам, которые растворялись в своих Мишах, Петях, Колях...
– А как же ты сама, Бабуля? – намекала Маша.
Берта Семеновна не удостаивала внучку ответом. И без слов понятно было: разве можно сравнить Сергея Ивановича с Мишами, Петями, Колями!
Постепенно Маша со всеми в Мухе перезнакомилась. Мухинские девочки бесконечно сидели в кафе на первом этаже, пили кофе, знакомились. Маленькое кафе было только для преподавателей, но особо предприимчивые девчонки просачивались и туда. Маша с ними не бывала, ей знакомиться было не к чему. Антон учился старательно, с ним и Маше кое-что как будущему искусствоведу полезное перепадало. Пока Маша до трех часов дня страдала без Антона в академии, у Антона были «спецы» – рисунок, живопись, композиция. Маше очень хотелось, чтобы он ее после занятий в академии хотя бы раз встретил, но Антон «спецы» не пропускал. Но ведь если перебежать дорогу, переехать на любом троллейбусе Неву («Девушка, что вы ходите взад-вперед по троллейбусу! Быстрее не будет!» – раздраженно сказала Маше старушка в троллейбусе. А Маше казалось, что будет!), то от Дворцовой можно добежать до Мухинского училища за двадцать шесть минут.
Маше повезло. Основная учеба у Антона начиналась после занятий, в мастерских. Учились у одногруппников-«старичков». Студенты после художественных училищ устраивали мастер-классы, они уже писали темперой. У одних Антону нравилась палитра, у других «приспособка». Маше особенно любопытно было рассматривать «приспособку» – ножи, заточки. Специально сваренная резинка, похожая на желтый студень, называлась «клячка». К этой резинке Маша испытывала прямо-таки физическую страсть. Ей ужасно хотелось «клячку» съесть. Машу привлекало все – то, что ребята учились друг у друга, и что Антону все интересно, и как страстно он хочет все постичь, всему научиться.
– Я понял, если акварель писать слишком плотно, она становится гуашевой, – удовлетворенно замечал Антон. – И еще я теперь знаю... добавлять белила – дурной тон. Краска становится мутной, не акварель и не гуашь...
Маша кивала. Антон уже перенял особый шик старшекурсников – рисовать мягким материалом на грунтованной бумаге. Иногда Маша заглядывала вместе с ним на пятый этаж. Там пахло маслом и скипидаром и ходили Антоновы боги – только там, на «монументальной живописи», писали маслом.
Дважды в неделю проводились вечерние наброски. Антон не пропустил ни разу. Маша сидела рядом с ним, за компанию делала наброски с обнаженной натуры. Натурщица – алкоголичка по прозвищу Сиська, похожая на усохшую веточку с пустыми мешочками грудей и треугольными коленками, – считала Муху своей вотчиной. Она приходила днем, валандалась по мастерским, обнаруживалась то в буфете, то в курилке, жалкая, с телом, известным студентам до каждой клеточки, как не бывает изучено даже тело любовницы.
Однажды вахтерша попросила ее посидеть минуточку на вахте. В восторге от выпавшей ей на миг важности, натурщица принялась спрашивать у всех студенческие билеты. Надо же было случиться, что как раз в эту минуту в училище приехал крупный партийный начальник. Окруженный журналистами, партийный начальник вальяжно вошел в вестибюль, но был остановлен. Бдительная усохшая веточка с начальственной важностью на испитом лице требовала у пожилого партийного руководителя студенческий билет. Сиська держалась стойко, согласно инструкции. Так и не пустила! Антон превыше всего ценил в жизни художественность, и его поразила страстность, с какой Сиська проживала свой звездный час. С тех пор у Антона были с ней особые отношения. Он называл Сиську Ларисой Петровной, приносил, угощал и беседовал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу