Наталья Нестерова - Нежное настроение (сборник)

Нина сделала большие глаза и осуждающе поджала губы.

– Опять ты...

– Ладно, Нинуля-свинуля! Я все придумала, насочиняла, наврала. – Маша ловко увернулась от Нининого пинка. – Пока, Свининка!

– Я Свининка, а ты – огромная свинья, врушка несчастная!

– Да ладно, не обижайся, никого я не люблю! Дура я, что ли, любить человека, для которого я младенец с соской! А я знойная страстная женщина, у-у-у! – завыла Маша, схватила Нину за плечи, хорошенечко потрясла и понеслась вверх по лестнице.

Она была полностью довольна прошедшим днем. Роль в кино, Бобины влюбленные глаза, Гарик, кажется, тоже в нее влюбился, – здорово! Хорошо удалось вранье Свининке! Та поверила и испугалась! А главное Машино вранье было в том, что состояло из нескольких маленьких «враньев», как матрешки, одно в другом. На самом деле Маша любила Дядю Федора. Это неправда, что младенцы ничего не помнят, во всяком случае, она, Маша, не такая дура, чтобы забыть, как Дядя Федор взял ее на руки в роддоме! Вот с той минуты она его и любила!

Актрисой Маша не стала, училась в Академии художеств, на факультете искусствоведения.

Триумф, которого она ожидала от кино, не состоялся, и даже удовольствия от съемок Маша не получила. Берта Семеновна плохо себя чувствовала, киношную затею называла глупостью, показывая это лицом, поджатыми губами, строгой спиной, воинственно поднятыми плечами. Уходя на съемки, Маша чувствовала себя отпетым хулиганом, который каждый день жалко канючит: «Ну я в последний раз... простите, пожалуйста...»

– Бабуля, я сегодня на съемках. Съемочный день начинается в восемь... значит, в пять буду дома... Зато завтра после школы сразу домой!..

– Я пока не выжившая из ума немощная старуха и, надеюсь, еще не окончательно потеряла человеческий облик, чтобы требовать твоего, Мария, постоянного присутствия в доме.

«Мария» означало высшую степень Бабушкиного неодобрения.

В школе Маша волновалась, что опаздывает на съемки, на съемочной площадке злилась, что не успеет сделать уроки. И всюду, в школе и на съемках, неотступно думала: мол, какая же она дура, что связалась с кино.

Запомнилось все трудное, неприятное. Оказалось, только в театре актриса входит в роль и творит, а в кино сцены снимают не по порядку. Все превратилось в утомительную тягучую резинку. Съемочный павильон был таким нечеловечески просторным и неуютным, что кто-то маленький и робкий внутри Маши начинал тоненько подвывать, как только она туда входила. Девочку, которая все время привирала, играть было несложно и неинтересно. Маша сама могла за минуту накидать гораздо более затейливого вранья. Глупые школьные проблемы Машиной героини оказались ерундой по сравнению с тем, что дома на Машу сердилась Берта Семеновна, – сидела и смотрела в окно в одну точку мимо внучки. Снималась Маша месяц и два дня. Вставала перед камерой и делала, что говорят. В школе ее охотно отпускали все учителя, кроме химички, такой маленькой и тощенькой, что непонятно было, как же в ней помещается столько злобы на Машу.

– Раевская! – будила она дремлющую после вчерашних вечерних съемок Машу. – Раевская! Куда в этой реакции ушел протон?!

– Он пошел... – Маша задумывалась.

– Куда? В кино? – издевательски ухмылялась химичка.

Режиссер писал химичке извинительно-умоляющие записки, химичка кривлялась, делала вид, что не отпустит, каждый урок вызывала Машу к доске и с ехидной улыбкой доводила до полного отупения.

– Ну и кем же ты будешь, Раевская, внучка академика, – актриской? Ты внучка и дочь химика, а окислительно-восстановительные реакции не знаешь.

– Я знаю, – слабо попискивала Маша.

– Завтра придешь к восьми утра на нулевой урок со всеми двоечниками.

После нулевого урока Маша неслась на «Ленфильм». Она должна была быть на гриме в девять.

– Почему не начали? Где Маша? – орал режиссер.

– Она на гриме...

Уже половина десятого. И грим сложный. Вот тогда-то Маше и досталось. Первый раз в жизни на нее ругались матом, потрясали кулаками, клацали зубами...

– Каждый съемочный день... твою мать... огромные деньги, сто пятьдесят человек группа, твою мать... а ты со своей физикой, так тебя! Ты мне тут не дрожи ресницами!..

Снимали в основном в декорациях, в павильоне. Смена восемь часов, через восемь часов группа должна была освободить павильон. Но сначала всегда долго маялись, устанавливали свет, у Маши обязательно начинал течь грим, слезились глаза, потом рвалось платье... За последние три часа все снимали. На площадке режиссер предлагал переделать все.