Сол Беллоу - С ногой во рту или Язык мой – враг мой

Моя покойная супруга, невысокая, худенькая, кроткая, придерживалась узко средневековых взглядов. Когда я обижал её, она обычно складывала ладошки у подбородка, словно замаливая мои грехи, и её нежный румянец обретал пунцовый оттенок. Жестоко страдая от моих приступов, она приобрела обязанность заглаживать мою вину, спасать мою репутацию, убеждая людей в том, что я не желал их обидеть. Жена была брюнеткой с удивительно свежим цветом лица и вопрос о том, что было причиной этого, то ли здоровье, то ли темперамент, так и остался открытым. То, что глаза у неё были слегка навыкат, было, как по мне, вовсе не изъяном, а, напротив, ещё одной из её прелестей. Она была австрийской беженкой (родом из Граца, не из Вены). Меня никогда не привлекали женщины моего типа телосложения, ведь долговязая парочка представляет собой невообразимую дисгармонию. К тому же, я считал, что должен искать именно то, что нравится мне. В школе, например, учительницы никогда не возбуждали во мне полового влечения. Впервые влюбившись в самую малорослую в классе девчонку, я и далее не изменил своим юношеским пристрастиям, женившись на миниатюрной женщине, словно сошедшей с полотен Ван-дер-Вейдена или Лукаса Кранаха. В этой связи отмечу, что у моей жены проявление стыдливого румянца не ограничивалось только лицом. Как цвет её лица был далёк от современности, так и её представления об эстетике движений уходили куда-то вглубь веков. Природа наградила её склонностью к нисходящим манерам, а именно: при ходьбе она словно бы припадала, на кухне она стряпала с опущенными кистями рук, во время еды имела странную моду опускать голову, чтобы отправить пищу в рот. Кроме того, слушая какую-то серьёзную информацию, у неё было обыкновение склонить голову и приоткрыть рот, словно бы умоляя собеседника изъясняться понятнее. Однако, когда дело касалось принципиальных для неё вопросов, пусть даже далёких от здравого смысла, она была совершено непреклонной.

Смерть вычеркнула Герду из моей жизни, окончательно и бесповоротно ввергнула её в пучину небытия. Не видать мне более ни этого верного заливающегося краской смущения тела, ни этих румяных персей, ни этих голубых навыкат очей. Уверен, что та моя выходка по отношению к вам возле библиотеки просто ужаснула бы мою покойную жену. Она очень близко к сердцу принимала все случаи, когда я обижал людей. Позвольте мне привести пример. Это случилось много лет спустя в другом (настоящем) университете.

Однажды вечером Герда устроила ужин для большой группы университетских преподавателей, по случаю которого были задействованы все три части нашего раскладного скандинавского стола из вишнёвой древесины. Я даже не был знаком с нашими гостями. После горячего блюда кто-то упомянул профессора Шультайса, печально известного как одного из тех кичливых эрудированных зануд, которые вечно создают всем геморрой. Будь то китайская кухня или физика элементарных частиц или взаимоотношения (если таковые вообще есть) народов банту и суахили или почему лорд Нельсон так почитал Уильяма Бекфорда или будущее компьютерной науки, вы должны были долго дожидаться шанса прервать его, чтобы взмолиться о том, что он не даёт вам вставить хоть слово. Это был здоровенный бородатый мужик, у которого были беспардонное пузо и пальцы с отогнутыми назад кончиками – был бы я карикатуристом, я бы нарисовал его поющим йодлем с черными бакенбардами и вывернутыми пальцами. И вот один из гостей сказал мне, что этот Шультайс ужасно обеспокоен тем, что не знает никого, кто был бы достаточно образованным, чтобы после его смерти написать ему пристойный некролог. Я ответил, – Не знаю, насколько я компетентен, но я бы с охотно сделал бы эту работу, если это хоть как-то утешит его.

К этому моменту супруга Шультайса, невидимая мне из-за стоящих на столе цветов, как раз перешла к десерту. Неважно, услышала она мои слова или нет, поскольку тотчас же их повторили пять или шесть гостей и я увидел, как она отодвигает цветы, чтобы взглянуть на меня. Вечером я пытался убедить Герду в том, что это не было особой трагедией, что Энн Шультайс не так то просто прошибить. Ведь они с мужем постоянно на ножах – а иначе бы почему она явилась без него. И потом, трудно предположить, что она думает и чувствует, ведь некоторые из её частиц (намек на компетентность Шультайса в области физики элементарных частиц) явно не на месте. Но подобные аргументы лишь ухудшали ситуацию, хотя Герда мне этого не сказала, а лишь угнетённо лежала на своей половине нашей кровати. Она была непревзойдённым виртуозом по части горестных вздохов по ночам, поэтому когда она начинала тяжко вздыхать, о сне можно было забыть. Я заражался тем же унынием и мучился вместе с ней. Даже редко прельщавшие меня супружеские измены не могли пробудить во мне большего комплекса вины.