Дженни Хан - Око за око

Алекс открывает рот, как будто хочет сказать что-то в свою защиту, но я продолжаю:

– Не приезжай к нам домой посреди ночи, не заставляй ее тайком выходить на улицу, не давай ей алкоголь на вечеринках и не…

– Ты все не так поняла! Я не давал ей алкоголя.

– Привет! Я нашла ее футболку. И я знаю, что в ту ночь она спала с тобой. Ей четырнадцать лет, ты, извращенец!

Алекс удивленно смотрит на меня, широко раскрыв рот. Затем он в бешенстве говорит:

– Извращенец? Ты бы сначала разобралась с фактами. Во-первых, я никогда не давал ей пить. Они с подружками тайком таскали ром и к тому времени, как я их поймал, она уже была пьяная в сопли. Пока ты развлекалась на какой-то другой вечеринке, я убирал за ней блевотину и следил, чтобы она не ушла домой и не попалась в таком виде твоим родителям! – Его адамово яблоко ходит вверх-вниз, кулаки сжаты. – Подруги ее бросили, так что ей пришлось остаться у меня. Я не спал всю ночь, чтобы убедиться, что она не захлебнется собственной рвотой. Всегда пожалуйста.

Я скрещиваю руки.

– Если это правда, тогда зачем ты возил ее в лес посреди ночи в первый учебный день? И не пытайся отрицать. Я видела, как ты привез ее домой.

– Потому что она позвонила мне в слезах! Она хотела удостовериться, что ты никогда не узнаешь, как она напилась той ночью. Она заставила меня пообещать ничего тебе не говорить. Вот насколько ей важно, что ты о ней думаешь. – Алекс нетерпеливо вздыхает, качая головой. – Я сказал ей, что ты имеешь полное право злиться, что я тоже буду за ней присматривать и что, если она еще раз при мне выпьет, я позабочусь о том, чтобы ты все узнала.

Я ничего не говорю, просто смотрю на поле, где бегают девчонки, и вся дрожу.

– Поверить не могу, что ты могла так обо мне подумать, Лилия. Мы с тобой с девятого класса друзья. Наши родители дружат. Надя мне почти как младшая сестра. Я бы никогда так с ней не поступил.

Алекс откидывает волосы с глаз. Теперь, когда солнце не такое яркое, как было летом, его волосы из белых превратились больше в медные и стали гораздо длиннее.

– Это вообще ненормально, – добавляет он.

– Прости.

Я не знаю, что еще сказать.

– Да ладно, забей.

Я чувствую внезапное желание признаться ему во всем, по-настоящему извиниться, так, как он этого заслуживает. Но не могу, потому что это касается не только меня, но и Кэт с Мэри. Я заставила их рисковать на пустом месте.

Я дрожу, потому что мне одновременно холодно и противно от того, что я сделала.

Алекс делает шаг мне навстречу, расстегивает свою ветровку, снимает ее и накидывает мне на плечи. Она пахнет свежевыстиранным бельем.

– Хорошо? – спрашивает он, стоя рядом со мной, так близко, что мы почти соприкасаемся. – Я не вынесу, если потеряю тебя.

Понизив голос, он добавляет:

– Ты многое для меня значишь, всегда значила и будешь значить.

Я открываю рот, чтобы ответить, но, прежде чем успеваю что-то произнести, он отходит от меня обратно к полю. На бегу он кричит:

– И не думай, что я освобождаю тебя от пробежки, Чоу!

Я бегу круг за кругом, потому что, если остановлюсь, мне придется начать думать о его словах и о том, что я почувствовала, когда он сказал это.

В четверг, в день игры, Пи-Джей удивляет меня контейнером, полным домашних печений с корицей. Я уверена, что их испекла его мама, потому что они аккуратно завернуты в восковую бумагу и невероятно мягкие и нежные, но я не против. Все, что Эшлин получает от Дерека, – это пачка покупного печенья с шоколадной крошкой, причем уже открытая. Но она все равно счастлива, потому что ей нравится Дерек и все, что он ей дает. Рив испек Ренни что-то вроде протеиновых батончиков. Они жесткие, как кирпичи, и похожи на навоз, но Ренни разыгрывает целый спектакль, съедая их за обедом.

На игру приходит куча народа, не столько, как на настоящий футбольный матч, но все равно много. Парни из команды облачаются в форму группы поддержки, надевают парики и скандируют кричалки. Выглядит это довольно забавно. Пи-Джей надел длинный черный парик и неуклюже пытается исполнить мое коронное движение: в прыжке коснуться носков руками.

Как я и предсказывала, побеждает команда Ренни и Рива. Ренни зарабатывает единственный тачдаун и ставит Терезе подножку, чтобы первой добраться до края поля. После игры Рив сажает Ренни на плечо и уносит со стадиона, крича так громко, что вот-вот охрипнет. Как будто они получили золотую олимпийскую медаль, не меньше.

Что ж, пусть радуются, пока могут, потому что очень скоро они проиграют, и по-крупному.