Виктор Пелевин - Тайные виды на гору Фудзи [litres]

Она, видимо, только что пролезла через дырку в заборе, как обычно делала, когда ходила к нему в гости: дядя Герасим стоял на своем участке с тяпкой в руке и глядел на нее со своей застенчивой улыбкой. Хоть Таня могла различить отставного майора в мельчайших деталях, себя она не видела по-прежнему.

Дядя Герасим пошел ей навстречу.

– Расскажи, снегурочка, где была! – запел он хрипло. – Расскажи-ка, милая, как дела!

Таня уже собиралась ответить про деда Мороза, как когда-то в детстве, но дядя Герасим вдруг взмахнул тяпкой и изо всех сил ударил ее по голове.

Таня подняла руку, чтобы защититься, но не успела. Удара она не почувствовала – зато увидела свою руку в сером рукаве с большими пластмассовыми жемчужинами.

Она теперь была снегурочка.

Дядя Герасим исчез. Еще через несколько шагов из света навстречу ей вышла учительница с лиловыми веками.

– У тебя, Таня, красивое лицо, – сказала она, покачивая массивными золотыми сережками. – Красивые глаза, красивые брови. А вот душа твоя, характер, твоя человеческая личность – они красивые или нет? Если судить по твоему поведению…

Красивое лицо, повторила про себя Таня, красивые брови.

Учительница исчезла, и Тане захотелось увидеть себя в зеркале. Светлое пятно перед ней послушно стало зеркалом, но Таня не видела в нем своего отражения: там были только блики света. Тогда она ударила по зеркалу рукой, и оно разбилось.

Из дыры хлынул свет, и ей навстречу толпой пошли тени из детства и юности. Они тянулись к ней и что-то говорили. Некоторых она помнила смутно, других не помнила вообще – но теперь стало понятно, что все они делали в ее жизни.

Они и были зеркалом, в которое она гляделась. Они по кусочкам создавали ее отражение, объясняя что именно представляет в ней ценность.

Мавр с южного пляжа объяснил, что у нее красивая грудь. Первый из ее бандитов – что у нее все в порядке с жопой. Несколько раз появлялся Федя, и, хоть он ничего почти не говорил, хватало одного его взгляда. Их было столько, столько… Последним был Игорь Андреевич и добавленные по его молчаливой просьбе молодежные татуировки.

А потом…

Люди перестали выходить ей навстречу.

Нет, они еще мелькали в пятне света, задерживаясь иногда на его границе – но Тане почти всегда приходилось бежать за ними самой.

Люди теперь редко бывали ею довольны. Они не утруждали себя объяснениями, но Таня чувствовала, что им не нравится ее фигура, ее прическа, даже ее остроконечные очки.

А потом навстречу вышел победоносный Федя, распахнул свой синий халат – и Таня увидела висящий в пустоте кукиш.

Из ее глаз потекли слезы.

Вся ее женская судьба, ужатая в несколько минут, оказалась на самом деле множеством пересекающихся друг с другом чужих тропинок, по которым она доверчиво бродила, пока не вышла на пустырь. Словно бы ее незаметно и тихо убили и сделали из нее чучело. А когда чучело пришло в негодность, его просто выбросили. И никому не было дела, что вместе с чучелом выкинули и ее саму.

Никому вообще.

Таня заплакала, и плакала долго, содрогаясь и выплескивая из себя всю накопившуюся за жизнь горечь. Перед ней снова замелькали скручивающиеся и раскручивающиеся полосы. Глядя на них, Таня постепенно успокоилась и уснула опять.

Когда она проснулась, впереди было то же светлое пятно. Но в его центре теперь оказался круг тьмы, и в этой тьме угадывался силуэт Великой Матери, сидящей в каменном кресле.

Великая Мать поглядела на Таню и задала ей неслышный, не вполне словесный, но понятный вопрос:

«Ты со мной?»

И Таня всем существом ответила:

«Да! Навсегда».

Тогда тьма рванулась к ней, обняла, подняла с земли – и Таня перенеслась в какое-то крайне странное место.

Оно даже не особо походило на Землю.

Черный вулканический склон, покрытый кое-где пятнами светлого пепла, казался космически мертвым. Ну, почти – может быть, зеленоватые полоски на камнях были лишайником. Но они могли быть и просто разводами серы. Никакой другой жизни Таня не видела.

Она вспомнила слова Клариссы:

«Ты будешь вспоминать мои инструкции постепенно, по мере необходимости…»

Судя по всему, никаких инструкций по альпинизму Кларисса не дала, потому что необходимость в них уже ощущалась, а Тане ничего не приходило в голову. Она только знала, что идти надо в гору. Там была чаша кратера, над которым парила едкая сернистая дымка.

Дышать было трудно. Дорога отбирала так много сил, что связно думать не получалось – как только в голове заводились мысли, ноги начинали спотыкаться.