Владимир Саламаха - 3. Если упадёт один...

...И вот теперь Ефим и Валик отплывали.

— Ну, с Богом, — сказал Ефим, убедившись, что все как надо: и лодка не протекает, и вещи хорошо размещены, и весла уже в уключинах, и даже шест лежит на дне — пригодится, когда будут плыть обратно против течения.

Старик, даже не пожав никому руки, дескать, ненадолго плывем, нагнулся, обнял Петрика. Тот попробовал заплакать, но Ефим успокоил его, сказав: «Ну-ну, ты же мужик, мамке помогай, большой уже...» — и потихоньку ступил в лодку. Она качнулась, он устоял, затем уверенно прошел вперед, устроился на носу суденышка.

Валик не спеша сел на весла, мужчины оттолкнули лодку от берега, река подхватила ее, понесла.

— Дядя! — не сдержалась Катя. — Смотри, не задерживайтесь там. И Иосифу скажи, что ждем его.

— Неужто не скажу! — крикнул Ефим. — Обязательно скажу. Без него не вернусь.

2

...Долго лежал на земле Иосиф. Вспоминал, как привез сюда Теклю. Хутор ей нравился. Он заменил ей дом. Нравился лес вокруг хутора. Река нравилась. Ведь Дубосна протекает недалеко и от ее деревни, в которой она родилась, жила с родителями, из которой когда-то за Авдея замуж пошла. Но знала Текля, что теперь ей туда пути нет и, пожалуй, уже никогда не будет. Знала, если бы и пришла в деревню, опять очутилась бы в Сибири: никто за нее не заступился бы, как и не заступился тогда, когда ссылали.

И болота здешние любила: клюквы, голубики, по берегам — брусники — россыпи несметные. А еще болота оберегали ее и Иосифа от тех, кого они боялись. Если бы не было болот, сюда уже давно добрались бы люди... Здесь с Иосифом ей было спокойно. И она радовалась этому спокойствию, к кото­рому, кажется, привыкла сразу, как приплыли сюда. Хотя спокойной она была уже вскоре после того, как убежали из города, где Иосиф нищенкой встретил ее на базаре и, как говорила, спас от погибели.

Кажется, успокоилась сразу, как только город исчез за первым же пово­ротом реки. Наверное, ее успокоило то, что за ними никто не гнался. (Позже как-то сказала, что была уверена — если бы их даже и догнали те, от кого сбежала, Иосиф кровушкой умылся бы, но ее не отдал.)

Значит, она считала, что Иосиф не боится, а он боялся, и еще как, толь­ко не показывал этого. Он уверенно правил своим суденышком, заставлял себя не оглядываться, хотя время от времени косился назад, соображая, как и чем будет отбиваться, если догонят. Веслом, шестом?.. А Текля, обесси­левшая, исстрадавшаяся, как легла на дно челна на его стеганку, так сразу и уснула.

Какое же это было дорогое для него мгновение, когда она, укладыва­ясь на стеганку, говорила: «Мне с тобой, Осипка, ничего не страшно, даже смерть...»

Он тогда еще ничего не знал о том, что было с ней все эти долгие годы их разлуки, не представлял того, что она пережила как жена Авдея, и здесь, и в Сибири. Но когда говорила, что ей с ним, Иосифом, ничего не страшно, пони­мал — жизнь ее с Авдеем была ужасной. Понимал, что Теклюшка решилась убежать из ссылки не только потому, чтобы его увидеть, — очень тяжело ей было на чужбине, — а потому, что на своей земле хотела умереть. Понимал также, как нелегко ей было идти по чужой земле, и если бы не добрые люди, встречавшиеся на ее пути, давно бы ей лежать где-то там.

К хутору плыли долго. Хотя река осенью уже не такая быстрая, как весной и в начале лета, местами даже мелкая, но челнок назад толкала, и не слабо. Уже и тогда не очень сильный Иосиф — годы брали свое, ощущал это хорошо. Хотя сразу же, как посадил ее в челн, напрягаясь всем телом и чувствуя силу в руках, решительность и даже какую-то злобу — будто бросая вызов реке, словно живому существу, которое вознамерилось препятствовать ему, пони­мал, что уходит силушка, уходит...

Реку он хорошо знал с детства. Как говорят, на реке родился. Ее нельзя было изъять из его жизни, отобрать, запретить к ней приближаться, как нельзя было отобрать землю, лес, воздух, небо.

Раньше река всегда разделяла его и Теклюшку. Он жил на правом берегу Дубосны, она — на левом, далеко, за десяток верст от него. В молодости, когда встречались, летом он плавал к Текле на лодке, прятал ее в заводи, подальше от деревни, чтобы не заметили местные парни, потом шел к ней на встречу. Обычно встречались где-нибудь в укромном месте, заранее договариваясь.

Бывало, простаивали под каким деревом ночь напролет. А утром, когда она бежала домой, Иосиф против течения плыл в Гуду, усталости не чувство­вал, греб так, что гнулись весла...

Плавал он к Теклюшке и такою порой, как сейчас. В такое время, еще не осеннее, но уже и не летнее, когда вез ее в челне по реке из города на хутор, Дубосна была спокойной, словно выдохлась за весну и лето. Она уже не бежа­ла, а тихо, будто в каком-то раздумье катила свои воды.