Карин ван Моурик - Перевод русского. Дневник фройляйн Мюллер — фрау Иванов

Но иногда набора ключей недостаточно, требуются дополнительные ключики, чтобы отличать иронию от насмешки, чтоб распознавать намеки и косвенные выражения (грамматические законы немецкого не позволяют нам такого баловства, как недосказанность ), понять, наконец, мат! Казалось бы, чего его понимать… но он бывает не только бранью, может даже послужить хорошей шуткой во вполне образованном обществе, а для некоторых людей мат – естественная составляющая их речи. Это – целая культура, как ни абсурдно. Мат бранный, мат негодующий, мат ласковый, мат шутливый, мат описательный, мат восторженный… Мат – универсальная приправа! Подбрось щепотку в любую фразу! Обрати мат в глаголы, воплоти в наречия, в междометия, замени им любое восклицание… Невероятно! Попробуй-ка, выразись так по-немецки!

Пожалуй, самым интересным приключением в освоении русского оказалась иносказательная речь. Когда я научилась ее различать, я была поражена, насколько русские любят ее: они говорят одно, а имеют в виду другое! «Конечно, сейчас же вскочу и побегу!» – скорее всего, означает: «Я не собираюсь тронуться с места».

Но многие вообще не понимают иносказательного. Например, меня научили, как прилично спросить про туалет: «Где тут можно вымыть руки?», и однажды в маленьком аэропорту где-то в Краснодарском крае, когда я оказалась с другими пассажирами запертой в павильоне, из которого путь – только к трапу, мне срочно понадобилось «мыть руки». Но трап никак не подавали, и я вышла на поле. Вдоль кромки поля тянулись технические постройки. Я спросила работника, где здесь можно «вымыть руки»? Он махнул рукой, и я поспешила туда. А там был еще один работник. Я спрашиваю опять: пожалуйста, где тут «вымыть руки»??? Он видит, у меня дело срочное, пойдемте, говорит, провожу! А дело было летом. Жара нестерпимая. Ведет меня мужик через какую-то раздевалку: металлические шкафы, скамейки, потная вонь… Если бы не страстное желание «вымыть руки», можно было уже начинать бояться. И вдруг – мы остановились. Посреди металлических шкафов застряла маленькая раковина с краником как скрюченный палец. «Пожалуйста!»

Вряд ли это было двойной иронией.

И лишь однажды не подошла ни одна отмычка: меня отказались понимать. А это как пытаться совать ключ в каменную стену.

Дело было так. Наше общество «Запад – Восток», которое раньше называлось Обществом дружбы Германии и СССР (я состояла в нем с 1987 года), выбирало Фрайбургу в побратимы советский город. Было это непросто, потому что побратим должен был походить на Фрайбург не только численностью населения (примерно в двести тысяч душ), но и культурной инфраструктурой: чтобы с солидным университетом, оперой, театрами, музеями, концертными залами… Долго не находили подходящий город. Выбрали, наконец, Львов. Раньше, когда существовала Австро-Венгерская империя, Фрайбург был ее западной крайней точкой, а Львов – восточной. Собрались представители культуры и гражданского образования Фрайбурга, и ректор университета, и интендант театра, и директор самого большого музея… и я как представитель Общества дружбы и переводчик; и поехали из пункта Ф в пункт Л. Не без оплошностей и не без приключений, но обо всем договорились с нашим будущим городом-побратимом, который принял нас очень мило. И когда наша официальная делегация поехала во второй раз во Львов брататься, подписывать контракт – мы попали с корабля на бал. Площадь перед ратушей кишмя кишела народом. Правительство решало, остаться в Советском Союзе – или выйти из него. И вот – город Львов провозгласил себя независимым: под всеобщее ликование был поднят желто-голубой флаг, и мы, влекомые через площадь революционным вихрем исторического момента, вошли в ратушу и подписали контракт… с украинским побратимом. Этого никто не ожидал.

Четыре языка – четыре инструмента. А с четырьмя инструментами в руках ты уже можешь считаться взломщиком! Ты можешь «заговаривать зубы» и «кидать понты»!

Но контракт вступил в силу. Развивался обмен между университетами и школами, была организована помощь Львiву для преодоления кризиса… Уходили к ним фуры от Красного Креста с электротехникой и одеждой, приезжали наши специалисты налаживать водоснабжение… Даже открыли кухню, где могли питаться бедолаги и местные бомжи.

В следующий наш приезд во Львiв со мной, то есть с переводчиком, перестали разговаривать. Я предложила английский или французский, но этих языков они не знали, а русского гордо не употребляли. Странно это, у людей есть общий язык – средство для коммуникации, – а они им не пользуются. А я стала «москаль» – вот дивно!