Эдуард Поляков - По любви [сборник]

Перед крайней избой с заплесневевшим и разваливающимся забором из штакетника, снесённым на углу то ли неуклюжими тракторными боронами, то ли пьяным лихачом, он встретил старушку, согнувшуюся под тяжестью полного ведра.

– Здравствуйте, бабушка!

– Здравствуй, сынок! Заходи-заходи. Что? Потерялся?

– Да я вот… Зараз ищу. Не подскажете? Есть у вас такой? Я журналист. Статью буду писать про него.

Старушка посадила гостя за стол. Поставила перед ним железную эмалированную миску с крупной душистой клубникой.

– Кушай, сынок. Угощайся. Были тут до тебя писаки. И с камерами тоже приезжали. Расспрашивали наших местных. А я-то про Зараз тебе что знаю – расскажу.

Она закончила с делами и стала рассказывать:

– Ну слушай. Значит, звать меня Вера Ивановна… Родилась я перед самой войной…

– Алексей, – представился он и перебил: – Вера Ивановна, а можно сразу про Зараз?

Забеспокоился, что её рассказ будет долгим и обстоятельным и отнимет много времени.

– Ты не волнуйся. Дойдёт и до Зараза разговор. Слушай. Не перебивай. Я всё как надо расскажу.

Настроившуюся на детальный рассказ собеседницу он больше не останавливал. Записывал её монолог на диктофон.

– Родилась, значит, я перед самой войной. В войну голодно у нас было. Много детишек и взрослых поумерло. Кто с простуды. Кто с голоду. Кого фашисты расстреляли. Жили в погребах. От немцев прятались. А они наши дома заняли. Я вот выжила. И слава богу. В первый раз в детстве и услыхала про этот Зараз. Мне лет восемь или девять тогда было. Жил у нас в деревне дед, Данила, который разные истории собирал да рассказывал. Здоровенный был дед, строитель знатный, на топор леповатый. Мог из липы одним энтим топориком нам, детворе, из кругленьких брёвешек игрушки – куколок, грабельки, лопатки – вырезать. Мастер. И на душу мягкий. Так вот, дед Данила так умел прибаутку или историю завернуть, что мы уши развешивали и со смеху по земле катались. Вот до чего его юмор доводил. И взрослые тоже. Те даже больше нашего. Мы, ребятишки, собирались у него около дома и просили что-нибудь рассказать. Он не только веселушки баял. Ещё были памяти. Так вот, он выдал как-то раз, что дед его по секрету сказывал, будто в тыща восемьсот двенадцатом годе, во время Отечественной войны, французы, когда из Москвы бегли, хотели закопать в нашем Заразе награбленное золото. Спустили в энтот овраг целый обоз. Нашли в склоне большую пещеру. Стали прятать туда золото. За ними один мальчонка деревенский подглядывал. И побежал в деревню рассказывать. Мужики собрали отряд с вилами. Хотели французов в плен взять. Пришли на другой день наутро – ни телег, ни лошадей, ни людей, ни пещеры. Только ма-а-аленькая расщелинка в том месте. Всё чисто. Ночью снегопад сильный был. Никаких следов. Решили, что прятать клад французы передумали. Мальчишку за уши оттрепали. Так и не нашли ничего. Потом лет тридцать назад в енто место в Заразе гробокопатели обыдёнкой наезжали. Водили своими пикалками. Ничего не нашли. Была ещё одна история, про которую дед Данила нам чесал. Году в шестидесятом позапрошлого веку барин с барыней по полю ехали около Зараза в сильный дождь. И прямо в поле на дороге провалились. Вместе с возничим и лошадьми. После этого случая там осталась огромная яма, залитая водой. В народе эту яму Пропастной назвали. У нас к ней народ ходить не любит. А вот новые русские стали туда мусор свозить. Из самосвалов валят. Засыпают всякой гадостью. Почти всю уже засыпали. Предупредить хочу тебя. Не лазил бы, Алёша, ты туда, не ходил к ней… Подходишь к этой яме, и душа сыпется… Учёные как-то приезжали. Бурили там. Говорили, мол, под этой ямой огромное подземное озеро. Жуть.

Алексей на это улыбался:

– Да я только гляну… Пару-тройку фотографий сделаю. И всё.

Он попрощался с гостеприимной рассказчицей. И, уходя, поправил секцию забора, подняв и подперев её с двух сторон ещё не сгнившими досками с угла, и подбил доски камнем с дороги. А сам камень положил здесь же.

Назаров шёл к Заразу мимо Пропастной ямы. И ему почему-то вспомнилось начало фильма режиссёра Андрея Тарковского «Зеркало». Когда человек идёт по полю и спрашивает про деревню Томшино. Это же ведь где-то совсем рядом. Пропастную яму он обошёл стороной. На мусор смотреть было неинтересно. Но провалившиеся вместе с конской повозкой люди будили воображение. Тревожные, загадочные мысли одолевали его. С одной стороны, нужно было быстренько сфотографировать эти места и, насочинив по дороге в редакцию чего-нибудь пожутче, срочно отослать статью и фотки. Однако взяться за дело что-то мешало. Была в голове какая-то преграда, похожая на страх или лёгкое сомнение.