Роман Сенчин - Квартирантка с двумя детьми [сборник]

«П-позвольте! – судорожно нацепляя очки, заикаясь, хрипит старичок. – Что з-за безобразие?!»

Юрий Сергеевич смотрит на него: оглупевшее от изумления и возмущения лицо, линялые глаза, смешно увеличенные стеклами очков. Нижняя челюсть отвисла, видны длинные зубы, желтые, ломкие, словно вываренные кости и шевелящийся синеватый язык. Юрий Сергеевич хохочет, чуть не опрокидывается на тихую соседку справа. Но смех приводит старичка в чувство, он хватает Ташевского за руку, где часы, царапает её, пытается разжать пальцы.

«Отдай! – продолжает хрипеть, до сих пор не сообразив, что можно кричать, звать на помощь. – Отдай, с-с…»

Кулак Ташевского впечатывается ему в висок. Дужка очков ломается, проволочка впивается в кожу; что-то хрустит у старичка в голове, она отлетает к окну, стукается о стекло. Рука перестает бороться за часы, обмякает. «Какая лёгкость!» – успевает с удивлением обрадоваться Ташевский, и тут же его стягивают с сиденья, бросают в проход, на грязный пол. Заламывают руки, куртка трещит под мышками. Вырываться бесполезно – над ним несколько человек. Держат крепко, как многотонные камни.

«А-а-ай! – визжит какая-то женщина, точно это пришибли её. – Вы видали?!»

«Старикана проверьте, – командует парень, что сидит на Ташевском. – Не хило он ему приложил».

«Да уж…»

Юрию Сергеевичу легко и почти радостно. «К тому и шло, – постукивает в голове, – к тому и шло». Щекой он чувствует шершавый от грязи и песка пол, это неприятно, но приподнять голову лень. Теперь ему ничего не хочется. Совсем ничего. Он зажмуривает глаза и расслабляется. «Сумеречное состояние, – вспомнился вдруг медицинский, кажется, термин, и Ташевский с удовольствием беззвучно повторяет: – Сумеречное состояние. Хе-хе…»

Сверху суета и возня, обсуждение, смакование случившегося. Восклицания, вздохи, междометия.

«Милицию надо», – объявляет кто-то тоном специалиста.

Ему таким же тоном в ответ:

«Сейчас станция будет, найдем».

«Как там старик-то?» – голос сидящего на Ташевском.

«Не шевелится. И глаза… глаза открыты!»

«Не дышит».

«Может, шок?»

«Искусственное дыхание надо! Как его делают, кто знает?»

«Да какое дыхание тут… Наповал».

«Н-ну, парень, – с веселинкой говорит Юрию Сергеевичу сидящий на нем, – я тебе не завидую». – И ещё круче заламывает его правую руку; руку прокалывает боль, но даже стонать Ташевскому не хочется. «Пусть делают что хотят, – вяло, почти сквозь дрёму, думает он, – а я своё сделал. Значит, это надо было…»

«За что он так его?» – интересуется кто-то.

«Да хрен их разберет».

«Я, я видела! – отзывается с готовностью женщина (Ташевский уверен – голос принадлежит той грузной, в идиотских сапожках). – Он часы у этого вытащил, да вот они!..»

«Не трогать! Сдурели, что ли?!»

«Машинистам надо сообщить, – вспоминает один из мужчин. – Где их эта связь?»

«Сообщите, ясно, чтоб задержались. А то ведь не успеешь… они сразу дальше…»

«Как – задержать? У меня работа!»

«Тут человека хлопнули, какая работа…»

Люди одновременно замолкают. Юрию Сергеевичу становится интересно, почему они замолчали. Он открывает глаза, хочет поднять голову, но её тут же прижимают обратно к полу.

«Лежи смирно! Не дрыгайся!»

«Алло, алло! – крик издалека. – Товарищ машинист! У нас тут случилось… драка! Кажется, человека, это самое… А? Человека убили! А?.. Да, да, хорошо… – И кричавший докладывает пассажирам, словно удивительно важную новость: – Сейчас станция будет!»

«И слава богу, слава богу!» – дружно радуются пассажиры.

Ташевский усмехается: «Как они оживились-то! Сбились в дружную стаю, только появилась угроза. Скрутили… Я – угроза! Но мне конец… У-у, всех вас надо…»

– Гады, – прошипел он вслух с бесконечным презрением, презрением попавшего в капкан зверя; напрягся, собрал силы и поднялся с сиденья, выпутался из своего бреда.

Те, что находились поблизости, взглянули на него слегка удивленно и снова уткнулись в книги, газеты или просто отвели, прикрыли глаза.

Юрий Сергеевич запихал свою испорченную газету в карман и прошёл к дверям. Поправил кепку, достал платок, принялся вытирать лицо, глядя на надпись: «Не прислоняться»; особенно старался над левой щекой, где, казалось, налипли грязь и песок с затоптанного пола.

Террористы захватили торговый центр в неподходящее для себя время: через несколько минут после открытия. А может, и в подходящее – их было мало, и справиться с сотнями людей, толкущимися здесь днём, они бы вряд ли смогли, а с десятками вполне.