Сергей Мавроди - Сын Люцифера

Курбатов бесцельно полистал файл. Абракадабра… мешанина из букв… пусто… опять ерунда какая-то бессмысленная…

Неожиданно внимание его привлекли две чудом уцелевшие строки. Всего только две. Всего лишь три коротких предложения

«Нет плохих поступков, есть плохие цели. Всё дозволено! В рамках правильной цели — любой поступок правильный».

Курбатов откинулся назад в кресле, облизал пересохшие губы и истерически захихикал.

Я же сам этому учил! Чего ж теперь обижаться?! Вот вам и первый ученичок! Ишутин В. С. Прошу любить и жаловать! «Нет плохих поступков!..», «Все дозволено!..» Если учитель тебе больше не нужен, просто перешагни через него и двигайся дальше! К своей собственной, личной цели. «В рамках правильной цели — любой поступок правильный»!

Он посидел еще немного, бессмысленно глядя невидящими глазами прямо перед собой, куда-то в пространство, потом медленно перевел взгляд на экран и безвольным, заторможенным движением снова протянул руку к клавиатуре.

Пусто… Пусто… Опять пусто… Опять… Всё! Нет. Еще одна страница. Последняя. Тоже пустая. Почти. Посередине абсолютно пустого экрана мигала почему-то всего одна фраза. Одна-единственная.

ДО ВСТРЕЧИ В АДУ!

Курбатов почувствовал, что у него на голове зашевелились волосы. Ему вдруг почудилось, что в комнате кто-то есть. Какой-то очередной чудовищный, жуткий монстр из его кошмаров. И этот кто-то шлет ему сейчас свой дружеский привет сквозь века.

— Но почему!? Почему!!??.. — занемевшими внезапно губами шепотом вслух закричал он. — Я же так ничего и не сделал!.. Ни-чего!!! Это несправедливо!.. За что!? За что-о-о!!!??? За что-о-о-о-о-о-о-о!!!!!!!???????

__________

И спросил у Люцифера Его Сын, весьма удивленный:

— Разве слово действительно может иметь такую силу?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— «В начале было слово»…

И настал двадцать второй день.

И сказал Люцифер Своему Сыну:

— Эгоизм лежит у человека в основе всего. Даже любви. По-настоящему человек любит только самого себя. Все остальные чувства относительны. Имеют свою пробу и цену.

Чашка выпала из рук Маера и с грохотом упала на блюдце. Осколки разлетелись по всему столу и посыпались на пол. Брызги горячего чая залили Маеру брюки и всю рубашку. Но Маер ничего этого не замечал. Он сидел в оцепенении, раскрыв рот, и смотрел на телевизор. На телеэкран. Состояние его было близко к шоковому.

Как это «разбился»?!.. «Все погибли»!.. Как это «все»?!.. Как!? Не верю!! Не может этого быть!!! Может, это все-таки другой самолет?.. Не тот?.. «Москва — Сочи»… Ну, да!.. Москва — Сочи… Не может быть!!!!

Таня, жена Маера, с его пятилетним сыном летела именно на этом самолете. Москва — Сочи. Именно сегодня. Маер сам их на аэродром отвозил. Он и лететь вообще-то вместе с ней собирался, но так уж получилось, в последний момент… Билет сдать пришлось… дела проклятые. Как обычно.

Решили, что он завтра-послезавтра прилетит. Как получится. Как уладит тут всё. И вот… «Уладил»! И ведь она не хотела одна лететь, он ее сам уговорил! Настоял. Просто чуть ли не насильно заставил! «Чего вам тут в Москве в этой жаре париться!.. Пара лишних дней… У моря…»

«У моря». «Пара лишних дней». Длиною в вечность. Бог ты мой! Они бы сейчас живы были! Живы!! Мы бы вместе сейчас сидели и чай пили. Я сам их убил. Сам! На смерть отправил. Сам! Сам!! Сам!!! Я убийца. Господи! Господи…

Маер мучительно застонал, закрыл глаза и принялся раскачиваться взад-вперед на стуле. Он чувствовал внутри какую-то сосущую, ледяную пустоту, которая всё разрасталась, разрасталась… какую-то чудовищную, неимоверную тяжесть, которая на него откуда-то сверху всё наваливалась, наваливалась, наваливалась…

Когда Маер пришел в себя, он обнаружил, что лежит на полу на кухне среди осколков посуды, в луже тепловатого чая. Судя по всему, с ним случилось что-то вроде обморока, и он на какое-то время потерял сознание.

Лучше бы я тут и умер, на этом грязном полу… — в бесконечной тоске подумал Маер, даже не пытаясь подняться. — От инсульта какого-нибудь или разрыва сердца. Это лучше всего было бы.

Он полежал еще немного, потом всё же нехотя пошевелился и, кряхтя, медленно, с трудом встал с пола.