Сергей Мавроди - Сын Люцифера

— Что кончится? — воспользовавшись паузой, негромко спросила девушка.

— Все кончится! Проклятие мое спадет! — чуть не закричал Рудников. — Я же объясняю: тебе опасно сейчас со мной рядом находиться! С тобой тоже в любой момент может что-нибудь случиться! Как и со всеми остальными. А я в лотерею очередной раз выиграю. Поэтому я и хочу на время расстаться.

— А что потом будет?

— Ну, видишь ли, потом это всё исчезнет. Со временем. Рассосется. Я стану обычным человеком. Чтобы эту удачливость поддерживать, надо постоянно на собрания ходить. И во всех этих сатанинских обрядах участвовать. А я с этим теперь завязываю!

— А ты участвовал в сатанинских обрядах? — как-то странно на него глядя, поинтересовалась Ксюша. — Вокруг костра, что ль, плясал? В лесу за городом?

— Почему за городом? — удивился Рудников. — Какого еще костра?

— Ну, я фильм такой видела, — спокойно пояснила девушка. — «Гонки с дьяволом». Там тоже секты, сатанисты, человеческие жертвоприношения… Так они вокруг костра там свои хороводы водили.

— Н-да… Хороводы… — опустив глаза, пробормотал Рудников. — Да нет, Ксюша, здесь всё прямо в городе, в центре. В двух шагах от метро «Сокольники». В здании школы, между прочим. Это тебе не кино!

— Школы? Почему школы? — удивилась девушка.

— Ну, не знаю… — усмехнулся и пожал плечами Рудников. — Планировка, наверное, для собраний самая подходящая. Актовый зал… Очень удобно. Ладно, всё! — тут же заторопился он. — Хватит болтать! В общем, ты поняла? Сейчас нам надо на время расстаться. Пока у меня всё в норму не придет. И не созваниваться и вообще не общаться. Просто на всякий случай. А как всё у меня нормализуется, я тебя позвоню. Лады? — девушка кивнула и тоже встала со стула. — Ну, давай, беги. Провожать не буду, сама понимаешь. По той же причине. От меня сейчас подальше держаться надо. Я люблю тебя, — добавил он, уже стоя в дверях, глядя в спину девушке. Та остановилась и обернулась. — Не скучай! — улыбнулся он ей.

— Ладно, — улыбнулась она в ответ, повернулась и пошла к лифту.

Рудников захлопнул дверь и вернулся в комнату. Черт! Он дрожащей рукой достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Целый месяц теперь ждать! Да я с ума сойду! Целый месяц!!

Почти весь последующий месяц Рудников безвылазно просидел дома, умирая от скуки. Делать ему было решительно нечего, читать он никогда особенно не любил — оставалось только смотреть телевизор. Он выучил за это время наизусть всю телерекламу, пересмотрел кучу каких-то совершенно дебильных фильмов и прослушал несметное количество современных эстрадных песенок по МУЗ TV. Клипов, блядь. Тили-тили, трали-вали! В общем, существенно повысил свой культурный уровень и расширил музыкальный кругозор.

Все это время он непрерывно бросал монетку. Проверялся. Показатели снижались. Медленно, но верно. Верно, но медленно. Очень медленно!

0,86: 0,14; … 0,8: 0,2; … 0,65: 0,35…

Наконец, к концу месяца они замерли где-то на уровне 0,5: 0,5–0,499: 0,501.

Блядь! Могли бы и на 0,501: 0,499, скажем, остановиться! — мрачно подумал Рудников, когда окончательно убедился в том, что динамика прекратилась. Процесс разрядки закончился. Он больше не фонил. — Как был я неудачником по жизни, так им и остался. 0,499: 0,501! Целая десятая доля процента! Даже не сотая! Ттвою мать!

Можно было звонить Ксюше.

— Алло! — услышал он в трубке голос матери.

— Здравствуйте. А Ксению можно?

— А ее нет.

— Нет?.. А когда она будет? — похолодел Рудников. («Нет»?.. А где же она? Время — одиннадцать вечера!)

— Не знаю, — равнодушно ответила мать. — Сказала, что поздно.

— Извините, — пробормотал Рудников и повесил трубку.

Ксюша жила с родителями, отношения у нее с ними были сложные, в общем, просить что-то передать было нежелательно. Да и звонить после полдвенадцатого тоже не рекомендовалось.

До полдвенадцатого Рудников перезвонил еще раз пять. Ксюши по-прежнему не было.

Ладно, — начал успокаивать он сам себя. — Мало ли где она может быть! Завтра выясню.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас немедленно всё бросить, примчаться к ее подъезду, затаиться там где-нибудь рядом и караулить ее хоть всю ночь. Дождаться ее возвращения и посмотреть, с кем она придет. Ревность разгоралась в нём, как пожар.

«Люта, как преисподняя, ревность, и стрелы ее — стрелы огненные», — вспомнилась ему невесть откуда пришедшая на ум цитата, и только сейчас он ее в полной мере понял и по достоинству оценил. До этого подобного рода сентенции всегда казались ему только красивыми словами и не более того. Литературой. Беллетристикой. Но сейчас он испытывал всё это на себе, на собственной шкуре. Именно «люта»! Он метался по квартире и места себе не находил.