Ее шляпа съехала набок, рот сжался в узкую линию. Она блестела от пота, руки горели, как только что обжаренные в масле пончики, а лицо покрывал тонкий слой налипшей на влажную кожу пыли. Она сосредоточенно нахмурилась.
— Ну, и где все? — строго вопросила она. — Почему мы тут остановились?
Бальдазар спрыгнул на землю и поспешил на ее сторону, чтобы помочь даме спуститься, а его язык торопливо бежал впереди него:
— Это то, что я хотеть вам показать давно, потому что… ну, потому что я сделал это для вас.
Он замолчал, изучая выражение ее лица, а она лишь переводила озадаченный взгляд с жалкой лачуги на бугор колодца, затем поверх скрюченных от жары кустов туда, где над каменистой почвой, словно мираж, высилась крона авокадо, тянущегося из-под земли. Она увидела ведущий вниз пандус. Ариадна застыла, и силилась улыбнуться и сфокусировать взгляд на Бальдазаре.
— Это ведь шутка, правда? Вы просто решили подшутить надо мной, а на самом деле ваш дом там, за холмом, — она махнула рукой поверх повозки, — правда?
— Нет, нет, — зажестикулировал он, — нет. Это он, видите? — Он показал на пандус, на авокадо, на холмик, где на поверхность конусом выходил новый атриум. — Двенадцать комнатов, я же вам говорить, двенадцать комнатов.
Он был настойчив, а его рука крепко держала Ариадну под локоть, пытаясь деликатно стащить возлюбленную с кабриолета. О, если бы она только спустилась, если бы только пошла и посмотрела, — он хотел объяснить, как там под землей прохладно и пахнет свежестью, и как дешево строить и расширять дом, сделать детскую, комнату для шитья — да, все, что она пожелает. И все, что для этого требуется, — это сильная спина и лопата в умелых руках. Не нужно тратить ни цента на черепицу и прочие стройматериалы, что не выдержат и нескольких лет жестокого солнца Он хотел сказать ей это, но слова никак не собирались во фразы и не шли с языка, он пытался объясниться жестами и тянул ее за руку, словно все зависело от того, удастся ли ему стащить ее на землю. И ведь так оно и было, так и было!
— Пустите! — завизжала она, выдернув руку. Ее трясло, она всхлипывала, задыхаясь горячим воздухом, словно выброшенная на берег рыба. — Вы сказали… сказали… двенадцать комнат!
Он снова потянулся к ней:
— Пожалуйста, — молил он, — пожалуйста.
Но Ариадна так резко отпрянула назад, что у повозки едва не вылетели пружины рессор. Ее лицо пылало яростью, слезы прочертили дорожки на пыльных щеках.
— Идиот! — орала она. — Ублюдок! Даго! [65] Презрительная кличка эмигрантов из Италии, Португалии, Испании.
Грязный итальяшка! Ты, ты не лучше убийцы!
Спустя три дня одним обведенным в рамку абзацем местная газета объявила о ее помолвке с Хирамом Броудбентом, тем самым с птицеводческой фермы Броудбента.
«Помолвка — это еще не свадьба», — так подумал Бальдазар, когда Лукка Альбанезе показал ему газету. Помолвка может быть расторгнута, нарушена — как любое обещание, соглашение или даже контракт. Еще оставалась надежда, еще не все было потеряно.
— А кто он, этот Хирам Броудбент? — требовательно спросил он. — Ты его знаешь?
Они ужинали бобами и вермишелью в подземной кухне Бальдазара, переговариваясь на тихом трагическом итальянском. Лукка только что прочел ему объявление — резкие английские слова кромсали душу Бальдазара, словно ножницы, паста превратилась в вату и застряла в горле. Он чуть не подавился. Его едва не вырвало.
— Еще бы, конечно. — ответил Лукка. — Я его знаю. Такой толстый здоровяк. Зимой и летом не снимает соломенную шляпу. Он пьет и, говорят, пьет как сапожник, но у его отца есть куриная ферма, и он поставляет яйца на все рынки Фресно, так что в кармане у парня всегда водятся денежки. Черт, да если бы ты хоть иногда выбирался из своей норы, то понял бы, о ком я говорю.
— Но ты же не думаешь… то есть, Ариадна ведь не… или да?
Лукка склонился пониже над тарелкой и усердно заработал вилкой.
— Знаешь, что частенько говорил мой отец? Когда я был мальчишкой в Катании?
— Нет, а что?
— В море полно рыбы.
Но Бальдазару было на это плевать — ему нужна была лишь одна рыбина. Ариадна. Для кого еще он все это вырыл, если не для нее? Он сотворил подземный дворец с самыми плавными и мягкими углами, элегантнейшими поворотами коридоров и просторными двориками, чтобы ей было вольготно, чтобы в ее распоряжении оказалась любая комната, какую только она пожелает, после всего того, что она перенесла, живя с дядей в закутке над аптекой. Разве она сама не жаловалась ему на все это? Если бы она только знала, если бы только дала ему шанс и хоть раз спустилась в его прохладные подземные владения, то, наверняка, передумала бы, он был уверен.
Читать дальше