Максим Жук - Путь к Замку, или Курс лекций о Франце Кафке

Франц Кафка писал об этом: «Я вспоминаю твои замечания, которые оставили в моем мозгу настоящие борозды: „А я семи лет от роду ходил с тележкой по деревням“, „Мы все спали в одной комнате“, „Мы были счастливы, когда имели картошку“, „Из-за нехватки зимней одежды у меня годами были на ногах открытые раны“, „Я был мальчиком, когда меня отдали в Пизек в лавку“, „Из дома я ничего не получал, даже во время военной службы, я сам посылал деньги домой“, „[…] Разве теперешний ребенок это поймет?“» («Письмо отцу»). В дневнике Кафка добавляет: «С каким интересом слушал бы я его, если бы он […] просто рассказывал о своей юности и своих родителях, но слушать обо всем этом в тоне хвастовства и брани мучительно» (26 декабря 1911 года).

Однажды в раннем детстве произошел случай, на всю жизнь определивший взаимоотношения Кафки с отцом. Ночью маленький Франц «всё время скулил, прося пить» («Письмо отцу»). Скорее всего, он делал это потому, что ему недоставало родительского внимания. Отец вытащил ребенка из постели, вынес его на балкон и оставил там на некоторое время одного, в рубашке, перед закрытой дверью. Франц Кафка вспоминал: «Спустя годы я все еще страдал от мучительного представления, как огромный мужчина, мой отец, высшая инстанция, почти без всякой причины – ночью может подойти ко мне, вытащить из постели и вынести на балкон, – вот, значит, каким ничтожеством я был для него» («Письмо отцу»). Пережитое потрясение станет истоком многих комплексов писателя и воплотиться для него в слове «ничтожество» (в оригинале – «Nichts»). Не случайно в уже процитированном выше «Письме…» Кафка называет свое творчество «пустотой» («das Nichts»). Кроме того, отец мог прилюдно кричать на впечатлительного и ранимого сына, унижать, критиковать его поступки и решения. Франц писал ему: «[…] Ты всегда уже заранее отрицательно настроен против любых моих занятий, и особенно против того, что вызывает у меня интерес» («Письмо отцу»).

Все это формирует у будущего писателя сложные психологические комплексы, самый главный из которых – чувство вины перед отцом, ожиданиям которого он не мог соответствовать. Кафка писал: «В твоем присутствии я начинал заикаться […]. Я потерял веру в себя, зато приобрел безграничное чувство вины» («Письмо отцу»).

С одной стороны, психологическое насилие в семье будущего писателя не было чем-то намеренно садистским и запредельно жестоким. Герман Кафка никогда не бил ни жену, ни детей. С другой стороны, это насилие было и причинило серьезные психологические травмы Францу и его сестрам. Например, Элли Кафка поспешила выйти замуж, чтобы избавиться от отцовской деспотии, а Оттла Кафка страдала от характера отца не меньше, чем ее брат. Хотя Валли Кафка все-таки смогла поладить с Германом Кафкой, приспособиться к его характеру. Отца писателя нельзя оправдать ни его тяжелым детством, ни влиянием среды, ни отсутствием образования. Клод Давид, биограф писателя, проницательно заметил, что, хотя братья Германа Кафки страдали в детском возрасте от тех же самых условий, они «тем не менее не имели такого мрачного характера» 62 62 Давид К. Франц Кафка / Пер. с фр. А. Михилева. Харьков: Фолио, 1998. С. 32. . Отец Кафки при всех своих немалых достоинствах, которые признавал сын, все-таки был психологическим тираном.

Франц Кафка от природы был крайне чувствительным человеком (как сложный музыкальный инструмент, требующий особого ухода), поэтому домашнее психологическое насилие необратимо изуродовало его личность. Об этом красноречиво говорит один эпизод. Позже, в 1921 году сестра Элли, родив сына, спросила у Франца совета, как ей лучше воспитывать мальчика. Кафка порекомендовал отправить его в интернат, подальше от родительского эгоизма и семьи с ее «тяжелой нездоровой атмосферой», где «ребенку не остается ничего другого, как зачахнуть» 63 63 Цит. по: Давид К. Указ. соч. С. 51. .

Франц Кафка пошел характером в свою мать – Юлию Лёви, добрую, робкую, чувствительную женщину, которая преданно любила своего деспотического супруга. Конечно, она служила определенным барьером между мужем и сыном, хотя и не могла защитить Франца от психологической тирании. Кстати, в роду матери было много интеллектуалов, талмудистов, раввинов, духовидцев, такая наследственность, безусловно, сказалась на личности Кафки 64 64 У Франца Кафки было древнееврейское имя Аншел (счастливый, блаженный), которое ему дали в честь деда по материнской линии – набожного, образованного человека. Прадед писателя был еще более ученым и праведным человеком, чем дед. За ум и благочестие его одинаково уважали и евреи и христиане. Семейная легенда рассказывала, что однажды при пожаре случилось чудо из-за святости прадеда. Огонь перекинулся через его дом, не тронув того, другие же здания вокруг сгорели дотла (Дневник, 25 декабря 1911). .