Мария Метлицкая - Женщина-отгадка

– Все очень хорошо. И очень плохо, – сказала она. – В нашем возрасте уже не обманывают и не обманываются. Наверное, было ужасно глупо так глубоко в это вляпаться. Как выбираться-то будем? А? – грустно улыбнулась она. – Две траченные молью душегрейки, пытаемся согреть друг друга.

– На каждую ситуацию определенно есть два взгляда, – сказал он.

– Ну да, ты еще объясни мне, недотумку, что надо радоваться жизни – такой вот подарок небес. В наши-то годы! И еще предложи ни о чем не думать. Ну совсем ни о чем! Просто жить и радоваться. Радоваться и жить. Это и есть твой взгляд на ситуацию, – горько усмехнулась она.

Он пожал плечами и не успел ответить, а она продолжила, пылко и с отчаянием:

– Господи, пойми, я же не замуж за тебя хочу – смешно, ей-богу! Просто я не понимаю, куда это все катится, к чему приведет. Умеем мы, бабы, все испортить, да? – Она улыбнулась и шмыгнула носом. – Ну вот, еще разреветься недоставало. Как девочка.

– Ты – девочка, – тихо сказал он и обнял ее за плечи. – Ты и есть девочка, – повторил он. – Моя любимая девочка.

Она уткнулась ему в плечо и разревелась.

– Хочется поплакать – поплачь. – Он погладил ее по голове.

– А почему ты не говоришь мне, что что-нибудь придумаешь? – всхлипывая, спросила она.

Он замолчал и немного отстранил ее от себя.

Она встала, накинула халат и пошла в ванную. Долго стояла под горячим душем. Когда она вернулась в комнату, он крепко спал, широко раскинув во сне руки.

– Мужики! – вздохнула Стефа и легла с краю.

Утром они выпили кофе в кафе и двинулись в путь. По дороге оба молчали. Потом он закурил, приоткрыл окно и сказал:

– Понимаешь, так лихо завязаны узлы. Просто морские узлы. Не распутать.

Она кивнула.

– И вообще, бога надо благодарить за такой подарок. Я уже и не надеялся. Уже почти ни на что не было сил. Давай не будем забегать вперед.

– Не будем.

«Надо и вправду молиться на каждый отпущенный день», – подумала она.

Ночью она позвонила Аньке – из ванной, конечно. Анька пришла в восторг от всей ситуации – выспрашивала подробно, как и что. Стефа смущалась и пыталась съехать со скользких тем. Но дотошная Анька требовала подробностей. Стефа телетайпно отчитывалась:

– Все так! Так! Я и не представляла, что такое бывает.

– Вот видишь, – говорила удовлетворенная Анька.

– Прожила до пятидесяти лет и выяснила, что полная дура, – счастливо смеялась Стефа.

– Ни о чем не думай, – учила ее умная Анька. – Живи одним днем. Как будет, так будет. От тебя все равно ничего не зависит.

– Как не зависит? – пугалась Стефа.

Так пролетело лето – лучшее лето в ее жизни.

В сентябре он сказал, что нужно поговорить, – и они встретились в «их» кафе на Патриарших.

Он был мрачен и сосредоточен. Сначала – обычный треп, так, ни о чем. Но она что-то чувствовала: дрожали руки, и отчаянно колотилось сердце.

– Говори, – велела она ему.

Он кивнул и начал свой непростой рассказ. Проблема заключалась в том, что у его жены были неважные дела. Та, старая болезнь опять дала о себе знать. Состояние не критическое, но нужно принимать меры. Затягивать нельзя. Сын настаивает на поездке в Америку. Про преимущества американской медицины говорить не приходится. В общем, короче говоря, они уже начали собирать документы.

Леонид тяжело вздохнул и замолчал.

Стефа тоже молчала и смотрела немигающим взглядом в окно.

– Я поняла, – наконец выдавила она. – Ты уезжаешь. Навсегда?

Он пожал плечом:

– Кто ж знает?

– Ты. Ты знаешь, что навсегда. И не ври мне. Скажи как есть.

Он молчал.

– Ну и отлично. Не в смысле ситуации, конечно, извини. А в смысле того, что жизнь сама расставляет все по своим местам. Очень правильная жизнь! Очень мудрая! Все решила за нас. Такое облегчение! Никому не надо ни о чем думать!

Стефа вскочила со стула, схватила сумочку и плащ и, обернувшись у двери, бросила:

– Извини, но мне это просто надо пережить.

На улице накрапывал мелкий и теплый дождь. Сквозь серые облака виновато проглядывало робкое солнце. Под ногами кружились желтые и красные кленовые листья. Стефа вспомнила, как в детстве она собирала листья в букеты, проглаживала дома утюгом – и эта красота стояла в керамической вазе почти до Нового года.

«Бабье лето! – подумала она. – Вот такое, какое оно есть на самом деле, – яркое, теплое и короткое. Самое обманное время года! Обманное, нестойкое тепло, обманная, яркая, быстро увядающая красота. Пройдет, как не бывало. Спасибо за то, что было. Как я мудрею!»