Как всегда, печенка ныла, словно под ребра загнали футбольный мяч. Страсть к наркотикам, подобно лисице под туникой спартанского мальчика, грызла его внутренности. Перед глазами двоилось, и два изображения разъезжались все дальше. Это плюс чувство, что его тело держится на скрепках и английских булавках и рассыплется от малейшего напряжения, наполняло Патрика ужасом и сожалениями. Как всегда, на заре третьего дня им овладело отвратительное желание завязать с наркотиками, но он знал, что первые признаки ломки обнаружат еще больший ужас отсутствия наркоты.
Вид Рейчел, виновато стоящей в ногах кровати, застал Патрика врасплох. Она быстро изгладилась из памяти за то время, что блевала в туалете, теряя индивидуальность и становясь просто Другими Людьми, кем-то, кто может помешать уколу или переживанию прихода.
— Я чувствую себя такой раздутой, — пожаловалась она, держась за живот.
— Может, просто ляжешь? — прохрипел Патрик.
Рейчел села на кровать, подползла к дальнему краю и со стоном рухнула на подушку.
— Иди ко мне, — сказал Патрик, силясь изобразить нежность.
Рейчел перекатилась на бок. Он нагнулся, надеясь, что она почистила зубы, и пытаясь вспомнить, когда чистил их сам. Из-за неудобного угла они при попытке поцеловаться столкнулись носами и, спеша уладить эту неловкость, стукнулись еще и зубами.
— Господи, чувствуешь себя двенадцатилетним, — сказал Патрик.
— Извини.
Он приподнялся, подперев рукой голову, а другой рукой провел по ее вязаному белому платью. Рейчел выглядела несчастной и нервной. Внизу живота у нее сейчас появилась жировая складка, которая была не видна, когда она стояла. Патрик, обходя эту складку, мягко провел рукой по бедру Рейчел.
— Извини, — повторила она. — Я так не могу, слишком нервничаю. Может быть, мы проведем какое-то время вместе, лучше друг друга узнаем.
Патрик убрал руку и плюхнулся на подушку.
— Конечно, — сказал он без всякого выражения и глянул на часы рядом с кроватью.
Без десяти пять. У них два часа сорок минут, чтобы «лучше друг друга узнать».
— В ранней юности я ложилась в койку с кем угодно, — проскулила Рейчел, — но потом у меня всегда оставалось чувство опустошенности.
— Даже после тарелки чили и бананового сплита? — спросил Патрик.
Если нельзя ее трахнуть, можно хотя бы помучить.
— Ты правда злой, знаешь? У тебя проблемы с женщинами?
— Мужчинами, женщинами, собаками. Никакой дискриминации, — ответил Патрик. — Они все меня раздражают.
Он встал и подошел к столу. И зачем только он притащил к себе эту жирную зануду? Невыносимо, все невыносимо.
— Послушай, я не хочу с тобой спорить, — сказала Рейчел. — Понимаю, ты огорчился. Просто надо, чтобы ты помог мне расслабиться.
— Расслаблять — это не по моей части. — Патрик сунул ложку и кокс в карман брюк, затем полез в дальний конец ящика за вторым шприцем.
Рейчел тоже встала и подошла к нему.
— Мы оба очень устали, — сказала она. — Давай ляжем и поспим. Может, утром все будет иначе.
— Будет ли? — спросил Патрик.
Ее рука жгла ему спину. Он не хотел, чтобы Рейчел его трогала. И вообще кто-либо. Он вывернулся, ища возможности выскользнуть в туалет.
— А что в этом ящичке? — Рейчел в новой попытке приободрить его тронула гробик на телевизоре.
— Прах моего отца.
— Прах твоего отца, — ойкнула она и убрала руку. — Мне не по себе.
— Я бы из-за него не опасался, — сказал Патрик. — Как ты думаешь, он же сойдет за ручную кладь?
— Наверное, — ответила Рейчел, слегка озадаченная ходом его мысли. — Я хочу сказать, мне правда жутко. Твой отец с нами в комнате. Может, я именно это и почувствовала.
— Кто знает? Во всяком случае, он составит тебе компанию, пока я буду в ванной. Может быть, я там задержусь.
У Рейчел округлились глаза.
— Мне страшно.
— Не тревожься. Все говорят, он был очень обаятельный человек.
Патрик ушел в ванную и запер за собой дверь. Рейчел осталась сидеть на краешке кровати, с тревогой глядя на ящичек, словно опасалась, что он сдвинется. Она воспользовалась этой прекрасной возможностью сделать дыхательные упражнения, которые смутно помнила по двум занятиям йогой, но через пару минут устала. Ей по-прежнему очень хотелось уйти. Проблема состояла в том, что она жила в Бруклине. Такси обойдется в десять-двенадцать долларов, а через два часа придется ехать на метро в галерею. Если остаться здесь, возможно, удастся поспать и позавтракать. Она устроилась в постели с меню завтрака. Сперва ее охватило радостное возбуждение (и чувство вины) при виде, сколько всего вкусного можно будет съесть, но даже оно не прогнало усталость.
Читать дальше