XXI век: Родины саранки 1
Найдете мои бренные останки,
Но не в квартире, – на цветущем луге.
Цвести там будут родины саранки,
И среди них прилягут мои руки.
К земле прильнет устало мое тело
Не для того, чтобы набраться силы.
Оно с землей сравняться захотело,
Войти в нее и раствориться в милой…
Хочу лежать
На безымянном луге…
И пусть сквозь прах саранки розовеют.
И там молчать о боли, о разлуке…
Ведь там страданья смысла не имеют…
Вдруг ближе к осени родители снова засобирались, складывая вещи в два чемодана и большой фанерный ящик. В этот раз Ксеня обрадовано засуетилась и тоже засобиралась, сама не зная, куда, аккуратно и заботливо укладывая свою любимую куклу и ее одежки в картонную коробку. Она даже не заплакала, когда отец выбросил на помойку старого плюшевого мишку с оторванным ухом и без левого глаза-пуговки, так ей хотелось никогда больше не видеть этот двор, эту злую бабку и «чужие анютины глазки». Хотя ей так нравилось, засыпая, поглаживать мягкий плюшевый бок…
НОРИЛЬСК, город вечной мерзлоты, зеков и вольнонаемных
Ты не плачь,не грусти, Как царевна Несмеяна.
Это милое детство прощается с тобой…
(пела Майя Кристалинская)
1955-63 годы.На Крайний Север родители Ксени приехали, когда ей было восемь лет. Они, не скрывая, говорили родственникам и знакомым, что отправились сюда за длинным рублем. Между собой мечтали, когда окончится срок вербовки, зажить, как люди, и чтобы в доме было все. И вот на долгие годы – город вечной мерзлоты и таких морозов, что кипяток, выплеснутый из ведра, едва не на лету превращался в лед. На долгие годы – снег и электрический свет. Свет – дома, с раннего утра и до позднего вечера, пока не укладывались спать, и на улице – желтые пятна фонарей на высоких деревянных столбах. И снег – сияющий так, что глазам больно.
Но снег сиял недолго. Вскоре он становился серым, а потом вообще черным. Металлургический и медный заводы отравляли воздух выхлопами производств. Загазованность в Норильске была выше нормы во много раз. Не зря жителям платили «северные». Было, конечно, и лето, и солнце, – правда, без привычных глазу лучей. Оно походило на апельсин, и летом висело в небе бесконечно, не светя и не грея. Холодному северу нужно холодное солнце. Апельсины она тогда ела часто, их продавали зимой, когда солнца не было, и от них пахло каким-то другим миром, к которому Ксеню неизвестно почему тянуло. А зимой – снег и свет.
Выходя ранним утром из дому в школу, она невольно зажмуривалась. Белый-белый и пушистый снег золотился под фонарями и голубел в тени. Жалко было на него ступать, хотелось присесть и погладить рукой. Ксеня так и сделала однажды: присела и сняла рукавичку. Руку как ожгло. Морозто стоял нешуточный, за сорок градусов. Она торопливо натянула рукавичку и заспешила в школу.
Вообще снег на Севере был особенный: не мягкий и пушистый, а жесткий и колючий, он гулко и весело хрустел под ногами, обутыми в валенки. Частенько Ксеня шла в школу, когда по радио объявлялась «актировка» – из-за сильного мороза или пурги отменялись занятия. Но кого-кого, а ее так и тянуло в школу именно в эти, «актированные», дни. Она даже умудрялась сама просыпаться, тогда, как обычно мать не могла ее добудиться. Почему ей хотелось пойти именно тогда, когда этого можно было не делать, – она и сама не знала. Скорее всего – просто наперекор матери или в угоду собственной строптивости.
– Ну, что ты вскочила? «Актировку» же объявили, нельзя нарушать запреты руководства города. Они лучше знают, что можно и что нельзя, – недовольно ворчала мать.
– А я пойду, – упрямилась в ответ Ксеня.
ХХI век: Север
Пурга мела и заметала
Город мой милый Норильск.
Шарф на лице, как забрало:
Осколки снежинок неслись.
И даже глаза задевали,
Кололи и, жмурясь от них,
Я против пурги восставала
В годах малолетних своих.
Закрывшись шарфом, как забралом:
Слезились от ветра глаза.
Душа от борьбы ликовала
И презирала «нельзя!»
Ее давно раздражала мелочная опека матери. Как и многие дети, она считала себя достаточно взрослой, а значит – самостоятельной в поступках. В пальто на вате и лыжных штанах с начесом, в трех парах рукавиц, и шея укутана толстым шерстяным шарфом, в котиковой шапке с ушами, завязанными на подбородке, она мчалась все триста метров до школы, не переводя дыхания. И все равно на середине пути щеки и вздернутый нос начинали полыхать огнем. Потом нос немел и как будто вообще исчезал. Мерзли руки, особенно большие пальцы. Ксеня, вытащив их из отдельных норок, соединяла с остальными и отогревала, сжав в кулаки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу