Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

– Ты нет, ты не в моём вкусе.

– Скажи лучше, что боишься темноты.

– Ты не в моём вкусе, даже в темноте.

– Вот собака. Ладно, меня не надо, девушку мою пристрой в кино.

– Все хотят на красную ковровую дорожку, – услышал я в его басе нотки тех самых незапланированных телодвижений, которые придётся ему предпринять, чтобы решить этот вопрос.

– Оно вкуснейшее из искусств.

– Там надо более-менее владеть языком, чтобы читали, в киножурналистике такие зубры сидят. В общем, жду материалов.

– Хорошо, я понял. Целую.

– Отомстил, значит. Ладно, дружище пока. Позвони, как будут готовы книги.

Я положил трубку перед собой на стол. Некоторое время ждал, пока она погаснет, будто от этого могло что-то измениться. На самом деле оттягивал время. Работать не хотелось. Я открыл почту, где уже лежала кипа того самого романа молодой писательницы, требующего печати. Осилил две страницы.

Пока читал, что-то безутешно меня щекотало в шею. Я долго не мог отделаться от ощущения этого воздушного невидимого поцелуя, пока не нашёл на одежде её длинный светлый волос. Волос Алисы. Как бы он ни был мне дорог, пришлось с ним расстаться. Намагниченный привязанностью, он усиленно цеплялся за мои пальцы. Любовница. Неужели и я до этого дошёл. Любовник.

Мы встречались уже три месяца в моей однокомнатной дежурной квартире, которая служила творческой мастерской. Квартира была удобна тем, что находилась в самом центре города, ни одна живая душа не знала о ней, даже жена. Скромная недвижимость досталась мне в наследство от двоюродной бабки. Я не знаю, почему именно мне она её завещала, были родственники ближе. Может быть, оттого, что я её недолюбливал, хотя и провёл с ней лучшие лета в своей детской жизни, в её деревне.

Я вернулся к рукописи. Бегло пролистал до конца, этого было достаточно, чтобы понять, что это не рукопись, а уже зола, сюжет был заимствован из Золушки. В голове моей сразу созрел свой циничный синопсис: «Бедная девушка встречает олигарха, но вместо туфельки она оставляет трусики, по которым потом её пытаются найти не только «принц», но и его жена. Не было секретом, что женщины любят оставлять вещи, я не верил в рассеянность вторых, да и в женскую рассеянность я тоже не верил, я назвал бы это скорее коварством. Случалось, что Алиса оставляла перчатки в маленькой уютной квартире или зонтик, когда уходила домой. Но как-то однажды мы поссорились на ровном месте, и она сказала: «Меня в твоей жизни слишком много, я пойду», и не вернулась. С тех пор я думал о ней постоянно, что-то меня беспокоило, будто она забыла, зонтик в моей голове, мало того – раскрыла. Мне его было не вытащить и не выкинуть, хотя дождик обидный давно закончился. Я не выдержал и позвонил ей снова.

Я отправил эту литературу корректору и попросил у секретарши кофе. Вот она, дилемма, вот он компромисс души и корысти, общественного и частного. Книга выйдет, возможно, даже будет какое-то время продаваться, за счёт средств, вложенных в её раскрутку. Я понимал, насколько это тяжело, насколько это дорого и насколько я мягкотел, аморален, беспринципен, соглашаясь на такое преступление. Но как бизнесмен ничего не мог поделать, против прибыли не пойдёшь, так как дюжая доля мною выпущенных книг продавалась именно через его книжную сеть. Это дело необходимо было перепить. Я вызвал Катю. У неё была одна отличная привычка, она никогда не приходила без гостинца. Откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

– А зачем люди в фонтан мелочь кидают? – Стоя с удочкой у фонтана и всё внимание отдав поплавку, я не заметил позади себя мальчика в очках и пожилого человека, вросшего в соломенную шляпу.

– На счастье.

– Почему так мало?

– Для счастья много не надо.

Я был не согласен, много не надо было для того, чтобы его почувствовать, а вот для того, чтобы его достичь, сколько крови надо было сдать, сколько выпить чужой. Может быть, в старости оно ощущается как-то иначе, меняется ракурс, взгляд на мир. Хочешь, чтобы мир обернулся – взгляни на него иначе. Или лучше не так: хочешь взглянуть на мир иначе – заставь его обернуться.

– Может нам тоже кинуть, а, дед? – продолжал ребёнок.

– Ты всю рыбу распугаешь. Не видишь, что тут клюёт.

– А мы тихонько. Можно?

– Тихонько можно, – помахал дед мне куском соломы и крикнул: – Клюёт?

– Мелочь, – ответил я ему, театрально покачав головой от досады.

– Ну, давай, кидай, – устал спорить старик.

– Дай денег.

– У меня нет.