Роушин Мини - Лучшая неделя Мэй

– Мэй, мне очень жаль.

Сосредоточенное лицо Ребекки выглядело почти комично. При других обстоятельствах Мэй рассмеялась бы, но сейчас ей было совсем не до смеха.

Вместо этого она состроила гримасу:

– Не глупи, у меня ничего серьезного к нему не было. Это было просто ради развлечения.

А теперь все встало на свои места, конец истории. На этот раз никто не пострадал, ничье сердце не было разбито. Мэй подвинула свою чашку поближе к видавшему виды кофейнику Ребекки.

– Плесни на дорожку.

Пока Ребекка наливала кофе, еще одна вспышка осветила кухню, но на этот раз ни одна из подруг не обратила на это внимание.

Его руки тряслись так, что бумажная чашка, которую он держал, запросто могла вывалиться из его рук, а все содержимое – расплескаться по больничному полу. Шон не мог заставить себя выпить эту бледно-коричневую жидкость, которая выдавала себя за кофе. Но ему было необходимо что-то держать в руках, чтобы помешать себе грызть ногти – два ногтя он уже сгрыз до крови, но этой боли оказалось недостаточно, чтобы он мог отвлечься.

Бернард неподвижно лежал в кровати. Его голова была перевязана, а на повязке проступали красные пятна. Нос сильно поломан. Несколько зубов выбиты. На одну щеку наложены швы. Два пальца правой руки, которой он, по-видимому, пытался защититься, сломаны. Одна трубка выходила из его носа, а другая была вставлена в левую руку.

Ребра поломаны, а плечи были в огромных гематомах.

И хотя после нападения прошло более четырех часов, Бернард до сих пор не пришел в себя. А пока этого не произошло, врачи не могли дать заключение о том, поврежден ли мозг.

Шон продолжал бороться с непреодолимым желанием закричать, открыть рот и завыть, как доисторическое существо. Подавляя в себе эту ярость, Шон опасался, что она его разрушит. Но поскольку был риск, что его выгонят из палаты Бернарда, так как у входа в палату стоял охранник – раньше нужно было это делать, раньше! – Шону удавалось ограничить свои эмоции изредка сдерживаемыми рыданиями.

И, конечно, дело было в родителях Бернарда, которые тихо сидели по другую стороны кровати. Шон позвонил им, как только нашел номер в телефоне Бернарда. Трубку снял отец, он молча слушал, пока Шон сообщал ему о случившемся. Затем коротко спросил:

– Как он?

– Он в палате интенсивной терапии, все еще без сознания. – Рука Шона, которой он сжимал телефон, побелела.

– Ясно. – Отец Бернарда повесил трубку до того, как Шон успел сказать еще что-нибудь.

Приехав, родители даже не поздоровались с Шоном, а лишь кивнули, когда Шон встал и представился. Он, конечно, знал, как они к нему относились, Бернард уезжал к ним на ужин, никогда не беря его с собой.

Но сейчас Шону было совершенно безразлично, как они к нему относятся. Они могли его ненавидеть, возмущаться его присутствием в жизни их сына столько, сколько им заблагорассудится. Он здесь и никуда отсюда не уйдет.

Он останется до тех пор, пока Бернарду не станет лучше. А потом заберет его домой.

Она смотрела, как разряды молнии в течение нескольких минут озаряли ночное небо, затем опустила пластиковую створку иллюминатора. Слава богу, из-за погоды рейс лишь отложили, но не отменили. Теперь, когда они уже были в пути, Франческе не терпелось оказаться в Италии. Самолет должен был прибыть в Рим в восемь тридцать утра, потом на автобусе из аэропорта на вокзал. В Перолу они приедут в районе одиннадцати, если все пойдет по плану. Она как раз успеет помочь маме приготовить обед. Франческа подумала о только что испеченной фокачче, о сладких, сочных помидорах, политых маслом и украшенных базиликом, о козьем сыре…

Рядом с ней зашевелилась завернувшаяся в одеяло Лючия, ноги дочери лежали на коленях Франчески. Во рту девочка держала большой палец, а другие пальчики свернула вокруг носа. Сквозь глухой шум двигателей Франческа могла расслышать слабое причмокивание. Этот звук напомнил ей то время, когда Лючия была младенцем и сосала грудь.

Лука любил смотреть, как она кормит дочку грудью. А после его смерти молоко у Франчески пропало.

Она подняла руку и нажала кнопку вызова. Когда подошла стюардесса, Франческа шепотом попросила принести ей коньяк, per favor.

Ожидается переменная облачность и умеренный юго-западный ветер. Дождливый фронт придет с запада и к вечеру накроет все районы. Температура – от 15 до 19 градусов.

Он зачерпнул ложкой еще немного безвкусных хлопьев, которые Мэй принесла ему сегодня утром, и осторожно положил их себе в рот. За окном спальни было тихое утро, голубое небо после безумств непогоды было чистейшим.