Соня Фрейм - Опасный возраст

— И давно ты у нее учишься, парень? — спросил он.

— Почти три месяца, — ответил я сквозь зубы.

Тот покивал, не замечая ни моего выражения лица, ни тона.

— Да, Элена — фантастическая женщина, — покачал он головой. — И сколько ты платишь за уроки?

— Нисколько, — высокомерно бросил я. — Вы разве не запомнили, что я — ее друг? Вы часто берете деньги с друзей в таких случаях?

Наконец-то он удостоил меня быстрым и пристальным взглядом.

— А вы что, и правда дружите? Я думал, это просто вежливая формулировка. Ну да… она эксцентрична… Вообще, она никого не учит, чтоб ты знал. Ей в ученики просились дети нашего бывшего премьер-министра, а также поп-певичка эта, из Франции… как ее… забываю имя…

Он так и не вспомнил, а мне было неинтересно в любом случае.

— Так что ты, наверное, действительно талантлив, если она тратит на тебя время, — заключил он.

Я понимал, что он, по сути, был дружелюбен. Это был его способ быть дружелюбным. Но он относился к тем людям, от которых легкая надменность прет в любом контексте.

Элена снова нарисовалась в проходе и позвала его смотреть наброски. Напоследок она с извинением мне улыбнулась. Я ничего не сказал. Рисовать вообще расхотелось. Вместо этого я влез через телефон в Интернет и гонял от скуки шары в Bubble Shooter. Настроение было испоганено вконец.

Они проторчали в кабинете час, и я слышал непрекращающуюся речь этого режиссера. Изредка что-то говорила Элена. Когда я возвращался из туалета, то невольно замер у двери, чтобы послушать, о чем они болтают.

— Здесь я вижу тоже так, да… да… А вот с падугой в больничной сцене надо еще подумать…

— Я думаю, что кое-что подправлю… А вот здесь с размером сцены — это будет нереально, извини…

— Ну, я не настаивал… Кстати, что там твой мальчик делает?

— Сергей?

Тут я врос ушами в дверь, чуть ли не облокачиваясь на нее при этом.

— Думаю, что рисует… Мне так неудобно перед ним. Наши встречи неудачно наложились, я не люблю таким образом общаться с людьми.

— Не будь категорична, — послышался его смех. — Я знаю, что он похищает у тебя каждую субботу. Ему полезно. Будет больше ценить.

— Он и так достаточно ценит.

Ее голос почувствовался как тонкий надрез на коже.

— Надеюсь, он тебя не обременяет? — с преувеличенной заботой спросил этот Андре.

— Нет, нисколько, — рассмеялась она. — Он очень талантлив и умен. И одинок, как это часто бывает в таких случаях. Но, думаю, он скоро подрастет и все изменится.

— Ты ему, судя по всему, заменяешь общение со всеми, — с легким ехидством прозвучал его голос.

— Меня это саму пугает, — послышался какой-то шорох. — Но если так сложилось…

— Смотри осторожнее.

— К чему это ты?

— Элена, милая, не будь слепа. Мальчик влюблен в тебя по уши. Видела, как он буквально раздирал нас взглядом, когда мы там болтали?

— А, глупости… Юношеский идеализм просто… И это пройдет. Все проходит, понимаешь, о чем я?

Я был готов орать и топать ногами, как капризный ребенок. Значит, я еще подрасту? Значит, ее пугает, что она — просто единственный человек, которому я доверяю, с которым могу говорить, зная, что найду понимание?

«Мальчик влюблен в тебя по уши…»

Меня никто в этом доме не воспринимал всерьез, даже Элена. Она никогда не выказывала ко мне пренебрежения или неуважения. Ее снисхождение никогда не указывало мне на мой возраст. Я думал, что мы… равны. Но оказалось, что у нее была для этого своя оценка, которой она делилась с этим хлыщом Андре! Неужели я был настолько эпизодическим персонажем в ее жизни, что она могла меня так легко обсуждать? Или это говорит мое зарвавшееся самомнение? Но я знал точно, что о тех людях, которые мне по-настоящему дороги, я не буду… судачить за закрытой дверью.

Однако она сказала, что я очень умен и талантлив.

Все это время я пытался выяснить свою ценность в ее глазах, и то, что услышал, меня не удовлетворило.

Я рассердился на нее и на себя и вернулся в комнату. На автомате собрал рюкзак, со злости опрокинув несчастного божка, который был моей единственной компанией сегодня.

Я решил уйти без лишних слов. Мне хотелось показать ей, что я чертовски оскорблен и она поступила некрасиво, и вообще…

«Или я, или Андре!» — воинственно крикнуло что-то во мне, и я очнулся. Какой-то протест в детском саду, не более. Что делают взрослые люди?

Я постучался в кабинет, а затем приоткрыл дверь. Они оба таращились в чертеж на мониторе и говорили уже о постановке, а не обо мне.