Пенелопа Фицджеральд: В открытом море

Столь же неуловимые взгляды в прошлое, как бы сквозь историю великой реки и живших на ее берегах людей, свойственны замечательному эпизоду с «кирпичной экспедицией» (глава 6), во время которой Марта и Тильда с ручной тележкой пересекают Темзу по старому мосту Баттерси и направляются к водостоку близ древней церкви св. Марии, где еще до войны затонула баржа, перевозившая кирпичи и черепицу. Во время отлива здесь и сейчас еще можно отыскать рубиново-красные блестящие куски керамических плиток с клеймом Уильяма Де Моргана [12] Уильям Френд Де Морган (1839–1917) – выдающийся английский художник-керамист, открывший секрет старинного «люстра». В последние годы жизни он посылал свои керамики из Флоренции в Лондон. . «Эти изделия, – поясняет торговцу Марта, – относятся к одной из самых последних его серий, когда он перенес производство керамики в Сэндзенд и Фулем. Разве вы этого не знали?» Легендарные керамики, выкопанные из грязного речного песка – дракон с извивающимся хвостом, изящная «изображенная чуть гротескно» серебристая птица, – это также трофеи из мира Уильяма Морриса [13] Уильям Моррис (1834–1896) – английский художник, писатель, теоретик искусства; видел в искусстве средство преобразования общества; агитировал против машинного производства и за возрождение народных ремесел и ручного труда. и прерафаэлитов, которых сама Фицджеральд ранее столь вдумчиво исследовала. В эссе о Де Моргане, написанном почти двадцать лет спустя, писательница вспоминает родственницу художника Вильгельмину Стирлинг [14] Вильгельмина Стирлинг (1865–1965) – английская писательница, основательница центра Де Моргана, родная сестра жены Уильяма Де Моргана, Эвелины Де Морган, известной художницы, последовательницы прерафаэлитов. , «хранительницу очага», умершую на сотом году жизни в 1965 г., женщину «весьма значимую… даже героическую», которую она (как и Марта, а после нее и Тильда) посещала в Баттерси-хаусе, где «каждая стена и каждый уголок сияли разными красками». «Миссис Вильгельмина Стирлинг! Ей уже лет девяносто семь, не меньше», – объявляет шестилетняя Тильда, объясняя свои необычные для столь раннего возраста познания о керамике и как бы устанавливая через столетие связь с этой художницей. За выловленную из воды черепицу девочки получают в антикварной лавке на Кингз-роуд три фунта и отправляются в магазин покупать на вырученную сумму пластинку Клиффа Ричарда.

События, описанные в романе «В открытом иморе», относятся к 1961-му или к 1962 году (разница в дате несущественна, поскольку наши воспоминания о той или иной эпохе обычно формируются не раньше, чем лет через пятнадцать), так что, когда в 1979 году роман вышел в свет, эти события, как и связанные с ними настроения, уже успели стать относительно далеким прошлым. Генрих, австрийский подросток из обеспеченной семьи, имеющей большие связи, ненадолго появляется на «Грейс» в качестве гостя и прямо-таки ослепляет юную Марту своей безупречной внешностью и воспитанностью; ему более всего хочется попробовать на вкус возбуждающее воздействие «свингующего Лондона», этого огромного города, живущего новой, кипучей жизнью, и Марта ведет его на Кингз-роуд, которая «манила, точно пестрый цыганский табор своим пышным, хотя и слегка полинялым убранством и толпами театрального люда…». Здесь «рай для детей, буйство увеселений». Здесь антикварные лавки спокойно сосуществуют с изысканными бутиками, от которых «несет ладаном и грехом», а также с кофейнями, явлением для Лондона новым, где «сверкающая кофемашина… наливала в керамическую чашечку полтора дюйма горького напитка, и за два шиллинга влюбленные могли сидеть хоть несколько часов подряд, окутанные темно-коричневым полумраком, поставив между собой мисочку с коричневым сахаром». Это тот мир, «которому судьбой предначертано было просуществовать всего несколько лет, а потом чары будут нарушены»; это тот мир, который, как признается пожилая писательница, служил площадкой для игр и ее собственным детям, ныне, разумеется, давно ставшим взрослыми. И благодаря этим деликатным намекам перед нами возникает настоящий лабиринт пересекающихся жизненных линий, принадлежащих различным поколениям людей, и мы невольно чувствуем то напряжение, что свойственно грядущим переменам, но пока что находящимся в латентном состоянии. Именно это ощущение грядущих перемен всегда особенно привлекало Фицджеральд как писателя и принесло столь восхитительные плоды в виде ее последнего квартета – четырех исторических романов.