Владимир Максимов - Живая душа

В редакции я появился в прекрасном настроении! Почти в таком же, какое бывает у меня после хорошей тренировки, завершенной контрастным душем. Эти многолетние, три раза в неделю, занятия спортом, – будь то футбол, теннис или просто бег, – всегда возвращали меня в мир гармонии, прежде всего с самим собой, из бестолковости и хаоса обыденной жизни. И нужны были очень веские причины для того, чтобы я, скажем, не пошел играть в футбол. Непогода такой причиной никогда не являлась. И даже болезнь Кристины таким обстоятельством не стала, хотя я и чувствовал некоторые угрызения совести от испытываемой мною мышечной радости, словно немного предавал ее в эти минуты. Но такие мысли я старался поскорее от себя отогнать, ибо в них в итоге не было абсолютно никакого смысла. Поскольку ход времен и судеб нам изменить не дано.

После утренней планерки, – во время которой я раза три, наверное, успел мысленно повторить: «Привет, родной дурдом!», поскольку обычные планы нашего редакционного начальства, по-видимому казавшиеся ему такими необычными и значительными, именно это скорбное заведение и напоминали, – редактор оставил меня у себя в кабинете, предложив написать «живой репортаж», «пропущенный через себя», о том, как идут приемные экзамены в университете. Настоящем университете, созданном как таковой еще в начале века. И не чета нынешним, озаглавленным так и вдруг, в одночасье, возникшим из бывших институтов средней руки.

Задание было не из худших (ведь он мог предложить – заставить меня, написать, скажем, о каком-нибудь передовике производства, который обточил, например, за тот же промежуток времени на двадцать болтов больше, чем его товарищи), и я отправился на набережную, в 1-й, административный корпус университета, созвонившись предварительно с проректором по учебной работе и договорившись с ним о встрече, но которого, тем не менее, на месте в назначенное время не оказалось.

Его секретарша, женщина, что называется, в расцвете лет, с едва заметными признаками осени в ее безукоризненном облике, сказала мне, что проректор будет через полчаса.

– Его срочно вызвал к себе ректор, и он просил извиниться перед вами, – мило улыбнувшись мне, закончила она.

– Как же мы проведем эти томительные полчаса, сударыня? – тоже улыбнулся я. – Может быть, вы мне пока, чтобы зря не терять время, дадите для журнала «Земля и глина» интервью о вашей неувядающей красоте под таким, скажем, заголовком: «Как мне всегда удается быть очаровательной!» Причем упор мы сделаем на слове «всегда».

– Я бы дала вам, столь любезному молодому человеку, все что угодно, только не в рабочее время. То есть не всегда, – ловко обыграла она мои слова, что несомненно говорило о том, что даже очень красивые женщины бывают порой, правда, увы, очень редко, умны или, во всяком случае, остроумны.

Ее ответ в тон моему игривому вопросу прозвучал весьма двусмысленно, но уловить, чего в нем было больше, кокетства, намека или иронии, я, честно говоря, не смог.

Секретарша уже деловым тоном, словно это был совсем другой человек, отвечала кому-то по телефону, а я незаметно выскользнул за дверь. Мне почему-то вдруг нестерпимо захотелось побыть одному.

Из старинного корпуса университета я направился прямо на набережную, пожалуй, самое красивое место нашего города.

Полусонные лотошницы и прочие служители прилавка словно нехотя открывали свои ларьки и летние павильончики. Глядя на их заспанные, постные лица, создавалось впечатление, что именно покупатели являются их основными, причем злостными врагами, мешая им спокойно жить.

Я выбрал самый маленький, на свежем воздухе, павильончик под ярким тентом, недалеко от памятника первопроходцам Сибири. В этом «Бистро», а именно так он именовался, было всего три столика и шесть стульев.

Желтый тент слегка поколыхивал от ветра с реки, а деревянный барьерчик, доходящий до подлокотников синих пластмассовых кресел-стульев, был уже приятно прогрет утренним нежарким солнцем.

Я взял кружку пива «Адмирал Колчак» и арахисовые орешки. В моем распоряжении было целых полчаса! И это были полчаса свободной жизни, которые я мог употребить как угодно.

Мне угодно было выпить пива у реки и полюбоваться прекрасным пейзажем в этот изумительный изумрудный летний день.

«Красота-то какая! Да еще сегодня пятница – в древнем Риме это был день Венеры. А в нашем, не древнем, конец недели – тоже радость немалая».

Пиво было прохладное, а орешки слегка солоноватые. Противоположный берег реки казался действительно изумрудным, утопая в сочной зелени лета. Из которой, среди плавных ее изгибов, то тут, то там нелепо, будто очень быстро выросшие из своей одежды дети, торчали серые корпуса блочных многоэтажек. А ниже, по реке, против течения шел прогулочный белый пароходик. Противоположным курсом над ним, синей гусеницей, лениво ползла электричка с востока, скорее всего из Слюдянки, которая, казалось, еще сохраняла на себе свежее дыхание Байкала, блестя вагонами, словно покрытыми чистой утренней росой.