Владимир Максимов - Живая душа

На этом острове Курильской гряды Сергей Владимирович отслеживал заход лососевых рыб на нерест в несколько островных речушек, впадающих в океан.

В этой же, самой просторной комнате, у стены стояла кровать с панцирной сеткой и никелированными спинками, с блестящими шарами, украшающими их. На кровати вместо одеяла и матраса был разостлан защитного цвета ватный спальный мешок.

Более-менее обустроена была пока только прихожая и кухня, с различными подвесными шкафчиками, большим холодильником и небольшим столиком с четырьмя такими же светлыми, как и остальная мебель, табуретками.

Из холодильника на стол была извлечена бутылка водки, солёные («уже нынешнего года») грибы и огурчики. Во вместительной латке на газовой плите, издавая дразнящие ароматы, разогревалось мясо с папоротником.

– Если будет мало, – кивнул Бурин в сторону латки, – потом ещё картошечки отварим да со строганинкой поедим. У меня кусок сохатины в морозилке есть.

Поставив латку на стол, он достал из шкафчика, висящего на стене у стола, тарелки, вилки, рюмки.

– Ну, приступим к трапезе, а заодно и научному обсуждению вашей будущей экспедиции. Разливай, Юрий. А ты, Игорь, хлебца чёрненького подрежь.

Наш научный ликбез с воспоминаниями родного факультета, различных практик, проходивших на необъятных просторах Союза, общих знакомых, уже зашкалил за полночь. И казалось невероятным не то, что можно столько говорить, а то, что можно столько съесть и выпить.

Сил на то, чтобы понежиться в ванной и кое-что постирать, как мы наметили заранее, уже не оставалось, и мы, как в мягчайшую перину, погрузились в разостланные прямо на полу, потому что никакой мебели в этой маленькой комнате вообще не было, пуховые спальники.

Дня через четыре, уяснив в ежедневных – в институте, и ежевечерних – дома, беседах наши основные научные задачи, перепробовав на домашних трапезах все деликатесы Приморья – от трепангов до брюшек кеты; перестирав всё, что нуждалось в стирке, мы, преодолевая возражения Бурина, перебрались на судно, переправившись как-то вечером последним катером через бухту Золотой рог. У длинного причала, в ряду других судов, нашли свой СРТМ (средний рыболовный траулер морозильщик) НПС «Учёный».

Несший вахту матрос мельком взглянул на наши приписные бумажки и, внимательно выслушав, кто мы, откуда и для чего здесь, пропустил с трапа на судно и даже проводил до каюты.

– Для научников помещения в этом ряду, – разлепил он наконец сомкнутые в линию уста. – Рядом, как видите, гальюн. Очень удобно – далеко ходить не надо… На ужин вы уже опоздали. Завтрак – в девять утра, – закончил он свои инструкции и из неширокого коридора по металлической лестнице скатился вниз, в машинное отделение.

– Прямо большой кухтыль какой-то, – изумляясь его шарообразности, улыбнулся Юрка, взглядом провожая матроса.

Прозвище это, благодаря невысокому росту и общей округлости: круглому, блинообразному лицу, закруглённым полным плечам, глобусообразному животу, выпирающему из-под свитера, приклеилось впоследствии к этому матросу из сухопутного города Калуги.

Разместившись в каюте, как в купе поезда, ещё стоящего у перрона (я – на нижней, Юрка – на верхней полке) и растолкав вещи по различным аккуратным рундукам и шкафчикам, мы решили пораньше лечь спать, испытывая хронический недосып от полуночных разговоров с нашим научным руководителем, который утром, тем не менее, всегда бывал свеж, как нарцисс в саду падишаха, имеющего очень заботливого и умелого садовника. Отворив дверь в нашу комнату, Бурин бодрым голосом будил нас:

– Подъём, лежебоки! Завтрак готов! Пора на работу. Кто не работает – тот не ест и не пьёт, кстати, – похохатывал он, выдирая нас из глубокого сна.

В слегка приоткрытый иллюминатор был слышен ласковый забортный плеск воды. Резко и приятно пахло водорослями… И мы уже почти стали засыпать, когда услышали, как на палубе, перевирая мелодию и путая слова, бренча на расстроенной гитаре, дурным голосом, с надрывом заревел Кухтыль. Своим песнопением он явно напоминал орущего на крыше в любовной истоме кота, привлекая таким своеобразным образом внимание девушки-студентки, метеоролога со стоящего борт о борт с нами, выкрашенного в такой же серый цвет, судна.

– Уснуть, похоже, не удастся, – заворочавшись надо мной, проговорил Юрка и уже через минуту блаженно посапывал, погрузившись в сладкий сон.

Я потихоньку встал. Подошёл к иллюминатору. Стараясь не шуметь, полностью открыл его, разглядев в нешироком просвете между бортами судов весёлые синенькие глазёнки звёзд на чёрном бархате небес. Постояв так некоторое время и слегка озябнув от свежести ночи, я мысленно скомандовал себе: «Всё, спать! И никакой лирики…»