Владимир Максимов - Живая душа

Из кухни я слышал, как он одевается. Потом хлопнула сначала входная дверь нашей квартиры, а через какое-то время массивная железная дверь подъезда.

В окно я видел, как он направился к лестнице, ведущей на крыши гаражей, а потом, ненадолго исчезнув из виду, появился уже на крыше. Поёживаясь от холода, направился к сидящей на противоположном от него конце крыши серой кошечке. От его ног в рыхлом снегу образовывалась глубокая борозда, расчерчивающая «взлётную полосу» пополам.

Кошка перестала орать, настороженно глядя на приближающегося к ней человека. А когда он подошёл довольно близко, резко развернулась и, добежав по своим же следам до решётки окна, юркнула внутрь чердака, исчезнув из виду.

Подойдя к тому месту, где сидела кошка, Дмитрий положил салфетку с сосиской на снег и зашагал в обратную сторону.

Как только он немного отошёл, кошка выскочила из своего укрытия и, подбежав к еде, с жадностью начала есть ещё не успевшую превратиться в лёд сосиску…

– Холодище какой на улице! – сказал Дмитрий, ополоснув у раковины в кухне руки и усаживаясь за стол.

– Может быть, тебе ещё одну сосиску сварить? – спросил я.

– Не надо. Одной хватит. Да и не успеешь. Мне уж скоро выходить… Как она там на чердаке в такой холод? – озабоченно произнёс он, начиная есть.

– Под крышей, кажется, проходит труба парового отопления, – попытался я успокоить сына. Вспомнив недавние разглагольствования сантехника, чинившего у нас на кухне кран, о том, что в старых домах подводка горячей воды верховая, по чердаку: «А изоляция на трубах уже старая, хреновая, вот и обогревают эти трубы атмосферу, – вещал сантехник, чиня кран. – От этого во многих квартирах и прохладно».

– Может быть?.. – взглянул на меня сын.

– Нет, Дима, – не дал я ему договорить. – Давай хотя бы до маминой годовщины не будем больше никого брать в дом, как мы с тобой договорились… Особенно после Муси и Баси. Просто уже не хватит сил, если что, перенести новые потери.

Маленького беспомощного пушистого котёнка, впоследствии ставшего царственной кошечкой Мусей и полноправным членом нашей семьи, Дима подобрал на улице, когда мы только переехали в этот город. Сын учился тогда в третьем классе.

Муся прожила вместе с нами почти двадцать лет. Это очень длинная кошачья жизнь. Да и в жизни человека это немалый срок. Сколько событий, хороших и не очень, произошло за это время…

А Бася, которую вскоре после смерти Муси Дима принёс в дом, чтобы заполнить образовавшуюся, ощущаемую после Муси пустоту, а заодно и пристроить ещё одного бездомного, выброшенного на улицу, котёнка, не прожила и двух месяцев. Умерев от какой-то тяжёлой кошачьей болезни в январе, ставшего через три месяца чёрным для нас, 2009 года.

Помню, как в полузаброшенном скверике, рядом с нашим домом, мы рыли в мёрзлой земле для Баси, лежащей теперь в красивой цветной коробке из-под обуви, ямку рядом с тем местом, где прошлогодней весной похоронили Мусю.

Земля плохо поддавалась. От ударов ломом звенела. И мы часто отдыхали. В одном из перерывов договорившись, что больше никого брать не будем. Слишком уж горько терять своих любимцев, к которым прикипел душой.

Ещё помню, что даже в рабочих перчатках, от частых ударов ломом по промёрзшей земле, на руках стали вздуваться волдыри. И помню, что мне была приятна эта физическая боль образовавшихся мозолей, потому что она хоть немного утишала боль душевную.

– Теперь она в мире детства навсегда, – сказал Дима, когда мы зарыли Басю.

А через несколько месяцев после Баси в апреле ушла из этого мира Наташа.

И боль от этой потери утишить было уже нечем. Ничего не помогало. Не лекарства, не водка. И самое печальное, что я не мог писать, сидя иногда по полдня перед чистым листом бумаги, на котором не мог написать ни одной фразы… Горечь утраты заглушала всё.

– Ну ладно, я пошёл, – сказал Дима, поднимаясь из-за стола. – Ты покорми её, отец, чем-нибудь днём. Надо же ей откуда-то калории брать для собственного сугреву в такую-то холодищу.

– Покормлю, не беспокойся. Ступай с Богом.

Когда он ушёл, а я стал убирать со стола посуду, мне почему-то вспомнилось, как совсем недавно, прибираясь, я случайно обнаружил в ящике стола давно забытую мною общую тетрадь в синей коленкоровой обложке. Это было что-то вроде дневника, который я давно уже, лет двадцать, не веду. Открыв тетрадь, прочёл некоторые записи, относящиеся ко времени рождения Димы и первых месяцев его жизни… Сколько же радости, удивления и в то же время тревоги за него было в этих записях… Теперь эта тревога переместилась от меня к нему. И если он заставал меня, например, в глубокой задумчивости, то старался как-то развеселись, пересказывая смешные или нелепые, по его мнению, новости, выловленные им в Интернете. А если я надолго затихал, то он заходил в комнату и спрашивал: «У тебя всё в порядке?»