Вечером было совсем тяжко. Газет он не читал. Книги? Да, разумеется. Но быстро уставали глаза: пять-шесть страниц – и он сдавался. Долго лежал без сна, проворачивая в сто тысячный раз, как фарш в мясорубке, вспоминая всю свою жизнь.
Дед, бабка. Комната в Староконюшенном. Отец и мать. Соседка Нинка, сосед Митрофаныч. Их двор, его приятели. Бабкины кулебяки с капустой – запах от них достигал и двора, а уж как пахло в подъезде!
Сама бабка пахла корицей, выпечкой и почему-то яблоками.
Дед – крепкими папиросами и одеколоном «Шипр», этот запах самый любимый, самый родной.
Смерть бабки и деда. Отчаяние и одиночество.
Катя, их любовь и ее отъезд. Страшное, глубокое, невозможное горе и одиночество.
Ленька, работа на комбинате, молодое, веселое и счастливое время.
Майя, их нелегкий роман и нелегкое расставание.
Встреча с Аленой. И семейная шутка – Аленушка и Иванушка. Не получилось. Не получилось Аленушки и Иванушки…
Отъезд в Ленинград и их странная семейная жизнь. Кажется, ненужная им обоим.
Самый счастливый день – рождение сына. Илюша… Запах глаженых пеленок, теплого молока и младенческих волос.
Авария. Больница. Дикие, страшные боли. Желтый свет ночника. Предательство Алены, ее уход. Последняя встреча с Ильей. Его отъезд, как побег.
Отец и Тонечка. Мишка.
Нонна и Марина, их странная жизнь вчетвером. И снова бегство из Ленинграда. И снова одиночество.
Ленка, Петрович и девочки. Мать. Мама…
И он снова один.
Поезд.
Поселок на море. Любка. Сад и запах черного винограда. Маленькая, чудная, хмурая и чужая девочка. Их дружба с Асей, их походы на море.
Любка. Сперва равнодушие, даже презрение. А потом… Что было потом? Он так и не понял. Точнее, тогда он не понял. А когда понял, Любка уже была далеко.
Да, странная штука – жизнь. Странная и непонятная. Вот он почти ее прожил, а ведь ни черта не понял! А ведь и самому себе неловко признаться.
День за днем, ночь за ночью Иван пролистывал свою жизнь – вспоминал редкие моменты счастья или радости и удивлялся, как ничтожно мало их набиралось. Поездки с дедом и бабкой в лес за грибами, рыбалка на узком берегу Нары. Горячая уха в котелке. Бабкино вечное ворчание, дедово хитрое подмигивание и хриплый смешок:
– Не обращай внимания, Ванька! Бабка есть бабка, куда от нее денешься?
Или дача, лето, только-только прошел короткий грибной дождик – бабка называла его слепым. Но свежести он не принес:
– Па́рит, – сетует бабка, – па́рит еще хуже, чем до дождя.
Дед снова вздыхает:
– Опять она недовольна. Вот ведь характер, а, Вань?
– Голова как котелок, – продолжает бубнить бабка, – а к вечеру будет совсем плохо.
Иван бабке не отвечает, он вообще терпеть не может, когда она жалуется. А пожаловаться бабка любит – то на голову, то на ноги. Но чаще всего на деда. А если уж когда примется за его мать! Но в конце концов, побурчав, замолкает.
Они перебирают чернику, которую принесла соседская дурочка – так бабка называет больную соседкину дочку. Дурочка смотрит безразличными, пустыми глазами, хлопает огромными, мохнатыми ресницами и поджимает маленький, очень красивый, ярко-красный и мокрый рот. Она вообще очень красива, эта дурочка. Какая насмешка бога – идиотка с необыкновенным лицом и прекрасной фигурой! Дурочка ходит в лес за ягодами и грибами, а потом продает их соседям. Ее мать, пожилая, болезненно-тучная Рита, говорит, что дурочка знает лес лучше всех. Так, наверное, оно и есть – та леса совсем не боится и возвращается затемно, поздно. Идет и что-то бормочет – дурочка же. В развевающемся белом платье и босиком – она вообще в любую погоду ходит босиком и пятки у нее угольно-черные, в глубоких, как растрескавшаяся пустыня, трещинах, – дурочка идет по полю и напевает. Бредет она медленно, и ее густая, распушившаяся коса бьет по спине. А глупая девчонка злится на косу. Вот она отмахивается от мух и слепней и глухим, низким голосом напевает какую-то странную, незнакомую, известную только ей мелодию.
Лес-то дурочка знала, но он ее не уберег: через пару лет убитую и растерзанную дурочку нашли на поляне в лесу. Убийц не нашли, а Рита, мать дурочки, повесилась от горя. «Господи, что лезет в голову, – удивился он. – Дурочка, Рита…»
Да, они перебирают чернику, из нее бабка будет варить варенье, «очень полезное для глаз». Руки у них фиолетовые, но черника несладкая – то ли дело клубника или малина!
А перед сном бабка ему читает. Читает и сама начинает широко, со звуком, зевать:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу