Зульфю Ливанели - Счастье

Мерьем заставили покрыть голову. Даже в знойные летние дни она не снимала с себя теплой одежды. Укутанная, ужасно потея под пятидесятиградусным солнцем, она тянула свою горькую лямку.

Вступив в женскую пору, она никак не могла понять: зачем вообще матери рожают дочерей. Лучше пусть девочки умирают при рождении. Если бы Аллах не хотел ее карать, не делал бы женщиной, а сотворил мужчиной. А при таком раскладе – и не живешь, и не умираешь.

И она принимала свою тяжелую кару. Дело известное, как только у девочки открывается это место, тут же она становится грязной. Из-за него в грех и впадешь, из-за него расплачиваешься. Мерьем потеряла счет молитвам, в которых просила об исчезновении этого проклятия. Умоляла: Аллах Всемогущий, пусть я однажды утром проснусь, а это место пропало! Однако ежедневно находила наказание там же, и ее окутывало отчаяние…

В детстве, когда она писалась в постель, тетка пугала ее, что подожжет ей это место. Один раз даже, взяв спичку, тетка подожгла ее и поднесла прямо туда, но в последний момент чего-то передумала. Повзрослев, Мерьем много раз повторяла: «Чтоб ты сгорело!»

Грех, совершенный в раннем детстве, пал проклятием на ее голову. Все случилось на святом месте, у гробницы Шекера Бабы.

Гробница Шекера Бабы располагалась высоко на холме, каждый приходящий туда рассказывал о своих бедах, читал молитвы, привязывал ленточки, и беды отступали. Когда она была маленькой девочкой, ее тоже взяли с собой, а чтобы она не устала, посадили на спину осла. Тогда ей было четыре или пять. Несколько часов, раскачиваясь в седле, они взбирались по извилистой тропинке на лысую гору. А потом, придя к мазару Шекера Бабы, все опустились на землю и с закрытыми глазами воздавали руки. Мерьем спросила свою тетю, что надо делать, а та зашипела на нее: «Ш-ш-ш! Мы сейчас уснем!» И показав на тех, кто молился с закрытыми глазами, произнесла: «Посмотри, все спят. Ты тоже глаза закрывай и спи».

Мерьем, так же, как все, опустилась на землю и протянула руки, глядя в небо, однако не смогла уснуть, как другие, потому что захотела писать. Она терпела изо всех сил, но безуспешно.

Приоткрыв глаз, она посмотрела вокруг. Все спали. Больше она не могла сдерживаться и почувствовала, как теплая струйка побежала по ногам. Она снова осмотрелась, не заметили ли кто, но, слава богу, все спали. А значит, уже и она, так же как все, могла спокойно заснуть.

Спустя какое-то время тетя произнесла: «Все, пора идти!» Проснувшись, Мерьем ничего не помнила, однако на обратном пути тетя, усаживая ее на осла, заметила, что случилось, и напустилась на нее: «Дочка, это что? Ты не нашла другого места, чтобы пописать?» А потом она долго-долго втолковывала ей, что случается с той, кто пописает во время зиярата к Шекеру Бабе: между ног ее появится рана – так Аллах наказывает плохих людей! Всю дорогу назад ноги Мерьем, сжимавшие седло, горели. Она так испугалась теткиных слов, что и дома долго не могла прийти в себя, все ждала, что на нее нападут джинны и чудовищные албасты [2] Албасты – женские демонические персонажи в мифологии тюркских и некоторых соседних с ними народов. Обычно представляются в виде уродливой обнаженной женщины с длинными распущенными желтыми волосами и обвислыми грудями. придут, чтобы утащить ее, а на грешном ее месте разверзнется рана. Она так плакала, что глаза распухли…

С этого дня она знала, что за бесстыдство и недопустимый грех Шекер Баба накажет ее и на голову ее упадет много несчастий. В итоге так все и получилось. Грешное ее место расклевали птицы, а ее саму выгнали из дома и заперли в амбаре, чтобы позже страшно наказать. Интересно, чем же все закончится? Всех таких вот, как она, опозоренных девушек отправляют в Стамбул, или, может, есть что-то более ужасное? Она не знала. Все решал глава дома – дядя.

Даже отец Мерьем, этот кроткий, безропотный человек, занимающийся земледелием, боялся старшего брата. Преклонялся перед ним – и по вере своей, и по возрасту. Несмотря на то, что отец давно был взрослым, самостоятельным человеком, он рядом с братом не курил, а если тот случайно заставал его с папиросой, то младший предпочитал либо спрятать окурок в кармане брюк, либо затушить в ладони.

Дядя занимался приходящими к нему мюридами и религиозными делами. А на плечах отца лежало обеспечение семьи и возделывание нескольких земельных участков. Отец, Тахсин-ага, занимался всем: следил за скотом, пастухами, нанятыми крестьянами, издольщиками и наполнял домашние амбары урожаем, собранным на выделенных издольщикам угодьях.