Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Я тебе еще кое-что скажу. На верхушке лестницы я не заскулю от страха, как девчонка.

— Мы с тобой похожи, папа, — парировал Майлз. — Обидеть меня у тебя тоже не получится.

— Я и не собирался, — ответил старик, демонстрируя столь прямодушную неискренность, что по-своему это было даже трогательно. — Когда ты стал таким трусишкой? Бояться высоты? Уму непостижимо! Мне семьсят, и я по-прежнему лазаю как обезьяна. А тебе сколько?

— Сорок два.

— Сорок два. — Макс вдавил окурок в пепельницу, словно поставил точку — по крайней мере, в вопросе возраста сына. — Сорок два — и боишься забраться на стремянку. Я падал с высоты двух этажей, черт подери, но я не боюсь.

— Допивай кофе, папа, — сказал Майлз. — Я должен вернуться в ресторан.

— Я упал с лесов на Дивижн-стрит, со второго херова этажа, — и приземлился на задницу в розовый куст. Тебе бы так. Но это не значит, что с тех пор я боюсь лазить по лестницам.

За окном на парковку въезжала патрульная машина с Джимми Минти за рулем. Майлз ощутил, как полицейский автомобиль задел передним бампером стену заведения, отчего пластиковые столы и пепельницы задребезжали. Джимми — в форме на сей раз — не вышел из машины, но продолжал сидеть, шевеля губами, будто разговаривал с кем-то невидимым. Лишь когда он потянулся вперед, чтобы положить микрофон, Майлз сообразил, что он просто разговаривал по рации. Трижды за два дня их пути пересеклись. Совпадение? Что ж, может быть.

— Я бы помог тебе соорудить леса, — говорил отец. — Тогда ты будешь знать, что стоишь на чем-то крепком и устойчивом.

— Я умею возводить леса, папа.

— Надеюсь, — сказал Макс. — Ведь именно я тебя этому научил, но ты, похоже, забыл об этом.

— Не забыл.

— Я взял тебя в помощники, если помнишь. Узнай об этом твоя мать, ее удар бы хватил, но я все равно разрешил тебе красить вместе со мной. А теперь, когда я прошу денег на дорожные расходы, ты предлагаешь мне ехать автостопом.

— Ничего подобного я не предлагал…

— Мне нужно отлить, — сердито перебил отец и вылез из-за стола, словно не кофе, а их беседа спровоцировала эту досадную потребность облегчиться.

Едва за Максом закрылась дверь в туалет, как Джимми Минти плюхнулся на его место, положив сверкающую черную фуражку на стол. Его рыжие волосы на висках слегка поседели, отметил Майлз. Официантка поставила перед новым клиентом чашку кофе.

— Будь добр, Джимми, — сказала она, — не врезайся в стену каждый раз, когда паркуешься. Ты пугаешь людей до смерти. Они пьют кофе, говорят или думают о своем, и вдруг ты чуть ли не въезжаешь к ним за столик. Стена-то вроде видна невооруженным глазом. Главное, вовремя остановиться перед ней.

— Вам нужно поставить здесь парочку бетонных заграждений, — улыбнулся Минти. — Спорим, Ширли, я здесь не один, кто стукается об эту стену.

— Нет, — призналась Ширли. — Но ты единственный, кто в нее ломится.

Когда она отошла, полицейский небрежно пожал плечами:

— Привет, Майлз. Это не твоя «джетта» там стоит? Ох, зря ты не потратился на антикоррозийное покрытие. Во что бы тебе это обошлось — пару сотен?

Любой разговор Минти практически с ходу сворачивал на тему денег. Ему особенно нравилось тыкать Майлзу в нос каким-нибудь недочетом в его имуществе — например, ржавчиной на «джетте», расплодившейся в изобилии. Майлз давно подозревал, что для Джимми Минти он своего рода линейка, по которой Джимми измеряет свое собственное благополучие. Самое поразительное, размышлял Майлз, что началось это еще в их детстве на Лонг-стрит и длится до сих пор. Джимми Минти всегда тщательно осматривал вещички Майлза, допытываясь, что сколько стоит и где было куплено. Если они получали одинаковые рождественские подарки, Джимми с удовольствием объяснял, почему его подарок лучше, — потому что выбирали с умом и заплатили дешевле, ведь его отец знает, где нужно покупать, — даже если игрушка, о которой шла речь, была явной дешевой подделкой. Перечислив преимущества своего подарка, Джимми часто предлагал поменяться на некоторое время и не раз возвращал игрушку сломанной.

Тридцать лет прошло, но Майлз до сих пор помнил облегчение, которое он испытал, когда мать перевела его из городской школы в учебное заведение при церкви Сердца Христова, куда Джимми — его семья не была католической — ходу не было. Постепенно, хотя и оставаясь соседями, мальчики отдалились друг от друга, и когда обстоятельства их снова свели в старшей школе, у каждого была своя жизнь и свои друзья. Разумеется, у Джимми и жизнь, и друзья, по его словам, были лучше. После школы он отслужил в армии, пока Майлз учился в колледже, а к тому времени, когда Майлз вернулся в Эмпайр Фоллз, Джимми, женившись, осел в Фэрхейвене. Впрочем, родителей он навещал, а когда Майлз и Жанин поженились, Джимми предпринимал попытки возобновить старую дружбу, чего Майлзу совершенно не хотелось, поскольку повзрослевший Джимми Минти по-прежнему взирал на все глазами оценщика, только теперь он сравнивал жен. Последние лет десять они редко виделись, разве что на дороге в движущихся автомобилях либо если Джимми не терпелось похвастаться в «Имперском гриле» новой игрушкой для взрослых. Последний раз — год назад — он заказал стейк и торчал за стойкой, потягивая кофе, пока Майлз не удосужился заметить красный «камаро», поставленный прямо перед входом в ресторан. И всякий раз Джимми уверял Майлза, что у него все распрекрасно, несмотря на то что ему не довелось поучиться в колледже. Если он не будет совать нос куда не просят, то почему бы ему не стать следующим шефом полиции в Эмпайр Фоллз. Впрочем, его сын Зак — он точно станет.