— Я разберусь, миссис Уайтинг.
Майлз невольно улыбнулся: примерно такое же обещание он давал этой женщине на протяжении двадцати пяти лет — именно такой участи для своего сына Грейс страшилась более всего. Когда «линкольн» плавно выехал за каменные столбы, указывая путь лимузину, Майлз почувствовал, что кто-то трется о его локоть, и, опустив глаза, увидел Тимми: должно быть, кошка сбежала, когда миссис Уайтинг садилась в машину. Зверюга была явно удовлетворена повреждениями, уже нанесенными Майлзу, и добавлять ущерба не сочла нужным.
Джимми Минти, поднявшись, подал руку Майлзу, и тот не оттолкнул ее, а затем протянул запястья, чтобы на них защелкнули наручники. Джимми повел его к «камаро», сердито отпихивая ногой кошку, следовавшую за ними.
Майлз безуспешно пытался вспомнить, когда он в последний раз ездил в спортивном автомобиле. Мотор под ногами урчал, как зверь в клетке. Шарлин однажды призналась, что считает этот звук сексуальным. Следовательно, спорткар не такая уж блажь. Выехав с территории фабрики, Минти поставил «камаро» на тормоз и отправился закрывать и запирать ворота. Как и предсказывала миссис Уайтинг, ему пришлось повозиться, и Майлз слышал, как он материт замок.
— Не надо было тебе сюда возвращаться, приятель, — сказал Джимми Минти, снова усевшись в автомобиль. — Твоя мать была права на этот счет. Никогда не забуду, как она кричала на тебя. Похоже, это я и хотел тебе сказать, прежде чем все закрутилось. — Под этим «всем» Джимми, предположительно, имел в виду события, случившиеся с тех пор, как в минувшем сентябре он обнаружил Майлза, припарковавшегося напротив дома, где он вырос. — Мне было реально плохо, когда я слышал, как она кричала на тебя. И говорила всякое, когда умирала, а ты просто пытался ей помочь.
Майлз закрыл глаза и услышал ее — ни память об этом, ни ужас до сих пор не потускнели. Уезжай, Майлз. Ты убиваешь меня. Неужели ты не понимаешь? Ты здесь, и это убивает меня. Убивает.
— Тебе, конечно, было плевать, как я себя чувствовал, — добавил полицейский.
— Окажи мне услугу, Джимми, — попросил Майлз, когда они, сбавив скорость, выехали на Имперскую авеню.
— Ладно. — Всем своим видом Джимми демонстрировал, что, хотя его непрерывно и жестоко третируют, он не из тех людей, кто откажет в услуге, если его вежливо попросят.
— Скажи моему брату, пусть позаботится о том, чтобы Тик добралась до Бостона в воскресенье.
Обещание, данное дочери, вылетело у него из головы, а помни он о Бостоне, возможно, его бы не занесло на этот крайне неверный путь. Лишь несколько минут назад он думал, что у него еще будет время раскаяться, но потом, позже. До чего же быстро наступило это «позже».
За синим столом настроение блюзовое. Связано ли это, размышляет Тик, по крайней мере косвенно, с продолжительным отсутствием Джона Восса, хотя когда он тут сидел, то больше отсутствовал, чем присутствовал? Даже Кэндис, которая обычно, можете быть уверены, рта не закроет от звонка до звонка, и та сегодня притихла. Но воображение Тик занято не молчанием соседки, с этим ей все ясно, ее интригует другое: как все работает в этой жизни, а точнее, ход событий — быстрый он или медленный. Недавно она узнала, что целый мир может измениться в одно мгновение, если верить ощущениям, но Тик подозревает, что мгновенность на самом деле иллюзорна.
Взять Кэндис, к примеру. Подружились они вчера или их дружба медленно прорастала с сентября? В любом случае это событие застало обеих врасплох. Выражение лица Кэндис — смесь благодарности и оторопи — наглядно доказывало, сколь же она удивилась, обнаружив вчера днем на своем пороге Тик с опухшими глазами. Примерно с месяц Кэндис предлагала Тик как-нибудь прогуляться после уроков вдоль реки, но Тик лишь кривилась в ответ, из чего следовало: прогулке не бывать.
Тик легко нашла дом, где живет Кэндис с матерью и ее нынешним бойфрендом, — трехэтажное здание на Фронт-стрит. Улицу проложили параллельно реке, ниже водопада, и это худший район в Эмпайр Фоллз, заселенный самыми бедными из франко-канадских иммигрантов еще в те времена, когда производство в городе ширилось и крепло. Дома построили только на северной стороне улицы, и с полным на то основанием. В те славные деньки «Имперских текстильных предприятий» растворители и красители сбрасывали прямиком в реку, прихотливо окрашивая берега ниже по течению в красный, зеленый или желтый в зависимости от дня недели и величины выработки. На отлогих берегах образовывались кольца, как на срезе дерева, разве что эти кольца сияли всеми цветами радуги, но по ним можно было узнать, в какой год река поднималась, а в какой мелела. Даже сейчас, пятьдесят лет спустя, только самые цепкие сорняки и кустарники прорастали на южной стороне Фронт-стрит, где кончался асфальт, и периодически эту жесткую поросль выкорчевывали, обнажая там и сям помутневшие фисташковые и лиловые пятна.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу