Эдвард Сент-Обин - Патрик Мелроуз. Книга 2 [Молоко матери. Подводя итог]

– Выпьешь чего-нибудь?

– Ах, нет-нет, я не пью, – ответила Нэнси. – Разве ты не знал? Спиртное погубило нашего папу. Но ты угощайся, если тебе так легче.

Патрик представил, как один из его сыновей будет говорить: «Спиртное погубило нашего папу», и заметил, что уже подался вперед в кресле.

– Наоборот – станет легче, если не угощусь, – ответил Патрик, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза.

Мэри с трудом верилось, что Патрик и Роберт сейчас в одном гостиничном номере, а она с Томасом в другом, с пластиковыми крышечками на пластиковых стаканчиках и ленточкой с надписью «Продезинфицировано» на пластиковом сиденье унитаза, и в коридоре за стенкой стоит машина, которая время от времени, содрогаясь, эякулирует льдом, невольно напоминая ей о состоянии их с Патриком брака. Рано утром было слышно, как внизу постепенно усиливается дорожное движение – идеальный саундтрек к быстрому и гладкому потоку ее тревоги. Примерно в четыре утра в голове, подобно метроному, который не хватало сил остановить, начала тикать фраза: «Магистраль – не скандаль, магистраль – не скандаль». Бессонница была рассадником этих сардонических гармоний: льдогенератор – брак, магистраль – не скандаль. Так и с ума недолго сойти. Или, наоборот, так ей долго не сойти с ума? Связи проводились сами собой. Мэри не могла поверить: ее семья вновь истекала деньгами, кошмарно проводя время в одном из мигригрующих американских ничто. Столько дорог – и так мало мест, столько улыбок – и так мало близости, столько ароматизаторов – и так мало вкусов… Скорей бы назад в Лондон, подальше от пустого ажиотажа Америки к привычной полноте своей жизни.

Патрик придумал новую традицию: устраивать так, чтобы их вышвыривали из хороших мест задолго до конца отдыха. В прошлом году это был «Сен-Назер», в этом – остров Генри. Конечно, Мэри радовалась, что муж бросил пить, но в первую неделю после завязки он вел себя как беспробудная пьянь: раздражался, взрывался по любому поводу, впадал в отчаяние. Все нарывы вскрылись одновременно, и медицинские лотки переполнились гноем. Генри, безусловно, был невыносим, но Патрик мог сделать скидку на то, что он родственник и, самое главное, хозяин, предоставивший их детям огромную детскую площадку с собственной бухтой, пляжами, моторными лодками, яхтами и – к неописуемому и бесконечному восторгу Томаса – бензоколонкой.

«Нет, правда, это же невероятно, у Генри есть собственная бензоколонка!» – восклицал Томас по нескольку раз на дню, всплескивая руками и мотая головой. Роберта обуял какой-то статистический азарт: он без конца подсчитывал акры и спальни, пытаясь как-то объять беспредельность дядюшкиных владений. Но в целом мальчики замечательно проводили время: плескались понемногу в ледяной воде, играли в песке и катались на моторных лодках, преследуя большие паромы, курсировавшие между общественными островами.

Единственным минусом было все остальное. За первым же обедом Генри попросил Мэри увести ребенка из столовой, когда его монолог о моральной необходимости наращивания израильской ядерной мощи был прерван громкими звуками работающей бензоколонки в исполнении Томаса.

– Сирийцы уже наделали в штаны – и поделом… – злорадствовал Генри.

– Бввввв, – сказал Томас. – Бвввввв….

– Полагаю, вы знаете такую фразу: «Детей должно быть видно, но не слышно»?

– Все ее знают, – ответила Мэри.

– Так вот, я убежден, что и это – чересчур либеральный подход.

– А, так вы не хотите его даже видеть?

Мэри вдруг разозлилась. Она схватила Томаса и тут же вынесла из столовой, а за ее спиной возобновился ничем не прерываемый поток Генриной речи:

– Когда адмирал Ямамото завершил удар по Пёрл-Харбору, ему достало мудрости встревожиться, а не ликовать. «Господа, мы разбудили спящего дракона», – сказал он. Именно это должны в первую очередь помнить международные террористы и их спонсоры. Если у Израиля будет тактическое ядерное оружие, а не просто ядерный щит, страна сможет решительно заявить соседям, что стоит плечом к плечу…

Мэри вылетела на лужайку, представляя, что Генри – это развязавшийся воздушный шарик, который со смешным свистом мечется по комнате на потеху детям, пока не свалится на пол, сморщенный и обессилевший.

– Я отпускаю шарик, мам! – выкрикнул Томас, крутя рукой.

– Как ты узнал, о чем я думала?

– А вот! – Томас склонил голову набок и улыбнулся.

Эти моменты безграничия между ними случались довольно часто, и Мэри к ним привыкла, но всякий раз поражалась их своевременности.