Тамара Крюкова - На златом крыльце сидели…

– Боря, что же теперь будет? – Инга пытливо смотрела ему в лицо.

– Я ему никогда не прощу, – голос Бориса звучал пугающе ровно.

– А что будет со мной? С нами?

Борис пожал плечами, словно стряхнув с себя мрачные размышления.

– Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.

Вчерашний день прошел – и мы его схороним.

Инга обвила шею Бориса руками и жарко зашептала ему в ухо:

– Борька, я так тебя люблю. Так можешь сказать только ты.

– Вообще-то это Цветаева, – скромно улыбнулся Борис.

– Ты единственный, кто может в такой ситуации цитировать стихи. Ты такой необыкновенный! Как будто не из нынешнего века.

Чувствовать себя героем было приятно.

– В позапрошлом веке было бы легче. Вызвал бы негодяя на дуэль, – сказал Борис.

– Ни за что! Лучшие всегда погибают. Борька, обещай мне, что ты не натворишь ничего, из-за чего мне пришлось бы страдать. Ты для меня – все. Мой рыцарь.

После пережитого рыцарю смертельно хотелось выпить. Он поднялся с дивана и направился за коньяком.

Инга смотрела на Бориса, и ее переполняло чувство благодарности. Кто еще отнесся бы к подобной новости с таким благородством? Как можно было его предать? Внезапно Ингу окатила новая волна страха. Она ведь не контролировала себя. Неужели она так развратна?

Она снова заплакала.

Борис остановился на полпути к бару. В данных обстоятельствах надираться одному было не comme il faut.

– Тебе надо расслабиться, – сказал он.

Роль героя требовала особых декораций. Нужно было соответствовать.

Инга обожала устраивать вечера при свечах, но у них уже давно не оставалось времени на романтику. С тех пор, как они решили пожениться, жизнь была подчинена налаживанию быта, а любовная лодка с поднятыми веслами болталась на привязи в бухте житейских будней.

Борис задернул гардины, зажег свечи и откупорил бутылку дорогого вина. От глаз Инги, полных любви, можно было сойти с ума.

Рыцарь залпом выпил два бокала. По телу разлилось приятное тепло, а потом накатило спокойствие. Огоньки свечей трепетали, словно крылья мотыльков. Тихим фоном лилась музыка, а он читал стихи. Казалось, они начинали все вновь, с чистого листа.

Немного опьяневшие от алкоголя и от чувств, они перешли в спальню. Борису казалось, что никогда еще он не желал Ингу так сильно, но стоило им лечь в постель, как на него обрушилась непрошеная мысль: что если она станет сравнивать его с Аликом? Желание тотчас пропало. Бориса парализовал страх. В отличие от Алика он не мог претендовать на призовое место среди героев-любовников. Опыта у него всего ничего. Если бы не перепих с однокурсницей после пьяной вечеринки, он бы пришел к Инге девственником. Зато Алик знал толк в любовных играх. Надо думать, с Ингой он выложился по полной – даром, что ли, коллекционировал разные способы? Теперь Инга поймет, что пыхтение в двух-трех традиционных позах – это далеко не Кама Сутра.

– Это правда, что Алик необыкновенный любовник? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Боря, зачем ты так? – укоризненно сказала Инга.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

Инга прильнула к нему, но его детородный орган оставался предательски безучастным. Борис пытался настроиться на нужную волну, но в голове некстати всплыло, как однажды Алик рассказывал об особо экзотическом способе доставить удовольствие женщине. Он где-то вычитал, что на Востоке в гаремах во влагалище запускали маленькую золотую рыбку.

«Я убью тебя, сволочь», – снова подумал Борис. Он надеялся, что со временем все придет в норму, но сейчас ему не помогла бы даже виагра. Он, как пенсионер, поцеловал Ингу в щеку.

– Извини, не сегодня.

Это горькое блюдо под названием «месть». Или сладкое до вожделения, с пикантным привкусом горечи. Его надо подавать холодным, но приготовление занимает месяцы, а у некоторых «поваров» на это уходят годы. Печальному графу Монте Кристо понадобилось полжизни. Ох уж этот неторопливый девятнадцатый век! Борис не мог ждать так долго. Нынешнее столетие – время скоростей. Он жаждал, чтобы расплата настигла Алика немедленно. Он хотел видеть, как тот корчится в муках, но не когда-нибудь в геенне огненной, а здесь и сейчас.

Теперь, когда шок прошел и Борис мог адекватно оценивать ситуацию, первый импульс – размозжить мерзавцу башку – выглядел смешным. Может быть, для кого-то кулачный бой был единственным способом выплеснуть негодование, но не для него. На ум опять пришло сравнение с Родионом Раскольниковым: зашиб бабушку топориком, а потом сам же измучился. Проклятые метания русского интеллигента. Нет, топоры, ножи, пилы и газонокосилки отменяются.