Наталия Мещанинова - Рассказы

В этот раз мать забирали из роддома с гармонистом и букетами. Ленка вместе с бабушкой дожидались дома. Праздничная кавалькада эта, во главе с пьяным Витькой, за ним вся родня и друзья, ввалилась в дом. Ленка искала мать глазами, нашла, кинулась к ней, а мать наклонилась и счастливо предъявила Ленке бледное лицо новорожденной. Вот тогда Ленка заплакала впервые в жизни громко и отчаянно. Возраст тоже — два с половиной года, первый кризис, период самоидентификации, а тут такой пиздец в виде бледного лица, розового ротика, сосущего сиську. То, чего Ленке не досталось — материнского молока, — она жаждала страстно, ревниво отпихивала от сиськи это белое тельце, тянулась сосать сама. Но мать это сильно смутило. Взрослый уже ребенок, ходит и говорит, какая сиська может быть? В общем, мать жестко отрезала все Ленкины поползновения. За это Ленка попыталась сверток придушить, но кто-то из взрослых увидел, всыпал Ленке лозину и окончательно закрепил ненависть Ленки к младшей сестре, свежему яблочку.

Росли они, как врагини. Мать проводила много времени с Оксанкой, та была нервным, чувствительным, пугливым ребенком. Требовался особый подход. От матери она не отходила, спала в ее постели, сидела только на руках. Боялась, до одури боялась свою сестру. И очень правильно делала, потому что Ленка с детства научилась (а может, и с рождения умела) строить козни, подставлять, обижать и воровать. Лупить Ленку мать начала лет с пяти. После кражи плавленого сырка в магазине. Со временем кражи стали покрупнее, а лозина толще. Оксана, видя регулярные порки, старалась быть максимально послушной. К приходу матери с работы выучивала все уроки, убирала в доме, мыла посуду, причесывалась сама и садилась за пианино. Ходячая пропаганда идеального ребенка образцового воспитания.

Ленка же, как настоящий дьявол, начинала свой день с прогуливания школы, сигареты за углом, потом шла домой досыпать и спала почти до вечера. К приходу матери она старалась насорить там, где только что подмела и вымыла Оксана.

Они дрались. Стеклами, ножами, палками. Ленка, как правило, побеждала. Оксана уносила с поля боя шрамы на нежном беленьком теле. Мать свистела лозиной в воздухе, лишь только зайдя домой. Но все без толку. «Гены! Гены!» — торжествовала бабка.

Мать уже и сама поняла, что гены, да только взад ничего не воротишь.

Все пыталась как-то на нее влиять, просила о помощи школьных учителей, но те, усталые грузные тетки с трудной судьбой, не могли уже никому помочь. И когда Ленка, будучи в седьмом классе, украла в школе из сумочки учительницы кошелек, педсовет с облегчением ее выгнал. Даже до конца года не дали доучиться. Хотя — зачем? За весь год Ленка появилась в школе считанные разы. Стоило ли терпеть ее до лета? Читать-писать научили, и хватит.

А писать Ленку научили хорошо! Лучше всего в жизни она умела подделывать почерки и подписи. И вот как-то раз она написала от лица матери такую записку, что, мол, дорогие друзья, я тяжело заболела, мне срочно нужны деньги на лечение, разумеется, в долг. И подпись матери. С этой запиской Ленка, как профессиональная попрошайка пошла по знакомым-соседям. Те ей поверили, как не поверить. Давали деньги, кто сколько мог. А потом оо- оочень сильно удивлялись, встречая мою мать живую-здоровую в магазине. Открылось все не быстро. Деликатные знакомые не могли так вот нагло подойти, заявить о вранье и потребовать деньги назад. Все думали, ну мало ли, может, болезнь незаметная, бывает же всякое. Но прошел почти год и кто-то решился намекнуть о долге, а мать глупое такое лицо делала, оно и понятно, никаких долгов на ней не висело, как ей казалось.

Приперев Ленку к стене, мать дознавалась, сколько и кому они еще должны. Но у Ленки было жесткое правило — никогда не говорить правды. В крайнем случае, когда совсем вилы, можно сказать только часть правды, но как можно туманнее. Короче, эта правда про долги постепенно всплывала на протяжении еще нескольких лет. Мать уже не могла смотреть людям в глаза, ей везде мерещились обманутые кредиторы. Но, копеечка к копеечке, этот огромный долг был выплачен.

А потом родилась я, и наступили трудные времена. Жрать стало по-настоящему нечего. А Ленка жрала в три горла, даром что худющая. Съедала даже детское питание, ложками черпала сухое молоко. Мать была уже не в силах тянуть на себе троих и погнала Ленку на работу, на птицефабрику. Оттуда ее выгнали через два месяца, застукали за воровством кур. Она им живым головы сворачивала и как-то под юбкой проносила. Но спалилась — прямо на проходной однажды кура выпала.