Мария Воронова - У тебя есть я

И в распределении имущества очень разумно поступила бабка: Маргарита получила почти все, что должна была по закону, а внук – приятный бонус.

Оставались только две шероховатости, к которым можно было придраться, и то скорее от безысходности, чем из здравого смысла.

Первая – это очень долгий промежуток между знакомством и вступлением в брак у обеих пар. Ладно, Дымшиц с Оксаной еще куда ни шло. Не виделись с выпускного в школе, потом случайно встретились, и вспыхнуло чувство. Но Маргарита с Константином как познакомились, так и общались одиннадцать лет подряд. Сначала учились вместе, хоть и на разных курсах, потом работали на одной кафедре. Допустим, пока Маргарита была студенткой, виделись от случая к случаю, но потом-то? Пять лет ежедневно бок о бок, и ничего, а потом вдруг прилетает запоздалый купидон.

Что произошло? Неужели Рогачев был так влюблен, что ждал столько лет, пока Маргарита снизойдет до него?

А она рассчитывала на лучшую партию и, только когда все сорвалось, осчастливила старого обожателя.

Зиганшин вздохнул. Да, наверное, так. Если уж понял прелесть такой женщины, как Маргарита, то нескоро ее забудешь.

Но уточнять он не стал. Чувствовалось, что последние силы его собеседницы уходят на то, чтобы держать себя в руках, быть вежливой и улыбаться. Не нужно выбивать у нее почву из-под ног слишком личными вопросами.

Вместо этого Зиганшин включил кофемашину, напугавшую Маргариту своим утробным воем, и поинтересовался совсем другим:

– А как так получилось, что ваш племянник загремел служить? Все же бабушка с дедушкой у него были людьми, мягко говоря, со связями, а в те годы предки костьми ложились, чтобы сыновьям откосить от армии. В деревнях еще оставалась парадигма «не служил – не мужик», а в крупных городах, да еще в интеллигентной среде…

Он развел руками.

Маргарита вдруг лукаво улыбнулась:

– Понимаю, о чем вы. Думаете, у нас в семье были вовсе не такие хорошие отношения, как я вам описала, раз папа не устроил Даву в университет, и я тут рисую вам идиллическую картину жизни любящего семейства, а в реальности мы все друг друга ненавидели. Нет, все объясняется гораздо проще. На нас с Давидом природа хорошенько отдохнула. Мы не очень умные…

– Да ладно, – отмахнулся Зиганшин.

– Это так, к большому моему сожалению. Меня не посвящали в детали, но, думаю, Дава настолько плохо подготовился к экзаменам, что даже авторитет моего отца оказался бессилен. В те времена коррупция, конечно, процветала, но какой-то контроль все-таки существовал. Если человек сделал двадцать ошибок в сочинении, то ставить ему пятерку было крайне опасно.

– Ну как же он не умный, если стал профессором и заведующим кафедрой?

– Мстислав Юрьевич, вы уж простите мой снобизм, но на фоне нынешнего интеллектуального оскудения мой племянник действительно звезда. А в те годы были совсем другие требования… Честно скажу, без отцовской поддержки я никогда не поступила бы в вуз. Ни при каких обстоятельствах. И Давид тоже без протекции дальше учителя средней школы не продвинулся бы. Нет, мы, разумеется, не серая серость, не совсем дно. У нас обоих автоматическая грамотность, а Дава еще обладает хорошей памятью и завидным трудолюбием. Он въедливый исследователь, немножко буквоед… Знаете, я когда-то читала «Открытую книгу» Каверина, и там про одного героя было сказано, что он всегда ставит на один эксперимент больше, чем нужно. Вот Дава как раз из таких.

– Но для поступления в институт не надо ставить эксперименты, – фыркнул Зиганшин, – наоборот, как раз требуются хорошая память и усидчивость.

Маргарита засмеялась:

– Ох, откуда ей взяться в семнадцать лет! Вы себя-то помните в этом возрасте?

Зиганшин тоже засмеялся. Святая правда, об учебе он тогда думал меньше всего.

– Трудолюбие и скрупулезность развились у Давида с годами, а в десятом классе это был обычный нашпигованный гормонами подросток. Кроме того, он после гибели отца считал себя главой семьи и все время где-то подрабатывал, помогал матери.

Маргарита замолчала и нахмурилась, видно, что-то вспоминала.

– Да, сейчас всплывает, – сказала она после долгой паузы, – кажется, он прошел все-таки на вечерний и устроился работать слесарем…

– Где?

– Боюсь соврать, но, кажется, на Кировском заводе. Еще радовался, что будет зарабатывать больше матери, только счастье оказалось недолгим. Суровая рука военкома выдернула его прямо от станка.

Зиганшин снова зарядил кофемашину, чтобы под ее вой кое-что обдумать. Получается, руки профессора знакомы не только с пером и словарем. Интересно, какую военно-учетную специальность уважаемый Давид Ильич получил в армии? Уж не сапер ли? И на заводе чем он занимался, тоже любопытно…