Николас Спаркс - Три недели с моим братом [litres]

– Я тоже.

Я не послушался брата и жену.

В начале 2001 года, через год после смерти сестры, когда Кэт была беременна близнецами, мне пришлось взять на себя больше забот, поскольку жена не успевала заниматься малышом и старшими сыновьями. Времени не хватало, и я пожертвовал сном. Тем летом я спал в среднем меньше трех часов в сутки. Вставая с кровати, я чувствовал себя зомби, но быстро пил кофе и погружался в дела.

Я работал, как заведенный. Писал книгу. Следил за детьми. Заботился о Лэндоне. Выполнял работу по дому. Вперед, вперед, вперед…

Подобный темп жизни не нормален. От чего-то приходилось отказываться, и я принес в жертву не только сон, но и отдых. Никакой утренней дремоты, никаких игр в покер с друзьями, никакого просмотра спортивных передач по телевизору, и даже ел я наспех. Постепенно я разучился отдыхать. Что еще хуже, я искренне считал, что не заслуживаю отдыха до тех пор, пока… (подставить требуемое).

Однако дела не переводились. Всегда нужно было написать еще одну страницу, еще один роман, добавить к турне еще один город, дать еще одно интервью. Дети требовали моего внимания, сколько бы я с ними ни занимался. В доме нужно было что-нибудь еще прибрать или помыть. Я не чувствовал себя несчастным – мне было просто некогда, – однако недостаток отдыха, как позже выяснилось, повлиял на мое умственное и эмоциональное состояние. Я просыпался с ощущением, что не успеваю. Мне казалось, что, невзирая на все усилия, я не справляюсь. Раньше я все делал по собственному желанию, теперь – из чувства долга. Как будто у меня нет выбора.

Я понял это гораздо позже, а тогда я не видел леса за деревьями. С утра до ночи мной владел тошнотворный страх. Как только я открывал глаза, наваливались проблемы, и в голову сразу приходило расписание на день. Моя жизнь превратилась в длинный список дел; вместо того, чтобы спокойно и методично выполнять посильную работу, я, засучив рукава, стискивал зубы и трудился еще усерднее.

Повторюсь – я не осознавал, что несчастлив. Я пытался смотреть на ситуацию с юмором и помнил о необходимости улыбаться. Люди нередко отмечали мою удивительную жизнерадостность. Медленно и неумолимо моя жизнь превращалась в рутину и катилась под откос, и я никак не мог этому помешать.

Мы с братом по-прежнему регулярно общались по телефону. Обсудив сперва состояние наших беременных жен, мы вели разговоры по однотипному сценарию:

– Как дела? – спрашивал Мика.

Я рассказывал все, что запланировал. Выслушав меня, брат какое-то время молчал, а потом спрашивал:

– Когда же ты спишь?

– Когда получится. – Как ни странно, я гордился этим, словно какой-то достойной восхищения способностью.

– Ну и зря. Необходимо больше спать и уделять время себе, иначе с ума сойдешь. Ты что, до сих пор не знаешь, как важно соблюдать во всем баланс? Основа жизни в равновесии, а твоя жизнь дала серьезный крен.

– Все нормально, – возражал я.

– Судя по голосу, ты устал.

– Просто занят. Все хорошо, правда. А как ты поживаешь?

– Живу, как живется. Просыпаюсь, когда захочу, не торопясь читаю газеты. Немного тренируюсь, в полдень принимаю душ, а потом обдумываю, что еще сделать.

– Недурно.

– Ты тоже так можешь. Каждый выбирает сам, как ему жить.

– Не всегда. Иногда мешают обязанности. Конечно, я могу не выполнять их, но тогда плохо будет моей семье.

– Ничего с твоей семьей не случится, не ищи оправдания. Ты спятишь, если не изменишь образ жизни.

Я так не думал, однако знал, что спорить с братом бессмысленно.

– Ходишь в церковь?

– Нет.

– Как это воспринимает Кристина?

– Как всегда. Дуется.

– Может, тебе стоит ходить в церковь хотя бы ради нее?

– Ник, в церковь ходят ради себя. Нельзя ходить в церковь ради другого человека.

– Ну так и ходи ради себя.

– Сейчас я не хочу. Ничего не имею против церкви, но я ощущаю себя лицемером, когда сижу на проповедях.

– Ты можешь в это время молиться.

– Я пытался молиться. Я молился за Дану каждый день, а она все равно умерла. Молитвы ничего не дают.

Разговор заходил в тупик, и мы какое-то время молчали.

– Как поживает Райан? – кашлянув, спрашивал Мика.

В начале августа предостережения брата начали сбываться.

Многомесячный трехчасовой сон изнурил меня, и что-то во мне надломилось. Случилось это внезапно. Я проснулся с ощущением ранее не испытанного чувства мучительного беспокойства. Я не мог сосредоточиться и вдруг заплакал – впервые со дня смерти сестры. Я плакал и плакал, и никак не мог успокоиться. Жена, к этому времени на тридцать пятой неделе беременности, обняла меня и усадила на стул.