Эка Курниаван - Красота – это горе

Без единого слова ушел он в гостевую спальню и до конца дня не показывался, хоть Адинда с Крисаном весь вечер стучались к нему, звали ужинать. Наутро, когда подоспел завтрак, Адинда и Крисан по очереди барабанили в дверь, но Товарищ Кливон не отзывался; в страхе и тревоге стучали они еще громче, но так и не дождались ответа.

Наконец Крисан сходил на кухню за топориком, которым тесал палочки для голубиных клеток, и на глазах у Адинды стал ломать дверь. Дверь треснула посередине, еще парой ударов Крисан расширил трещину и, просунув руку, отодвинул защелку. Товарищ Кливон висел в петле из простыни, свернутой жгутом и привязанной к потолочной балке, он был мертв. Крисан едва успел подхватить мать, потерявшую сознание.

Весть о возвращении Товарища Кливона, которого видели соседи, разнеслась быстро. Но все опоздали. И увидели лишь, как в сторону кладбища несут гроб. Все опоздали, как и Крисан, не успевший толком узнать отца. Меньше недели провели они вместе – ничтожно мало для отца и сына. Смерть Товарища Кливона потрясла Крисана как никого другого. В наследство он взял изношенную шапку, в которой видел отца на старых фотографиях, и, надев ее, чувствовал себя ближе к отцу, и легче становилось на душе.

Так появился в городе еще один призрак коммуниста, но, к счастью, никогда никому не показывался.

В то утро, когда Ренганис Прекрасная родила мальчика, жители Халимунды, бросив утренние дела, сбежались к ее дому посмотреть на малыша. И верно, было ради чего забыть и немытую посуду, и некормленых кур. Во-первых, Ренганис Прекрасную знала вся Халимунда, особенно после того как ее выбрали пляжной королевой. Вдобавок отца ее, Мамана Генденга, тоже все в городе знают, хоть и недолюбливают. А в-третьих, – и это главное – за всю длинную историю города не было случая, чтобы девушка родила дитя от дикого пса.

Когда повитуха объявила, что из чрева Прекрасной вышел самый обычный ребенок, люди вспомнили старую сплетню, будто ее изнасиловал пес, бурый, с черным носом, – таких в Халимунде больше, чем звезд в небе. Дело было в школьном туалете, вскоре после звонка на большую перемену, месяцев девять назад. Подвела Прекрасную дурная привычка держать пари, унаследованная от отца. Озорники-приятели уговорили ее выпить на спор пять бутылок лимонада, пообещав заплатить за нее в школьном буфете, если она одолеет все до капли. Это ей удалось, но когда прозвенел звонок, она поплатилась сполна: ей приспичило в уборную. Время самое неудачное: возле кабинок уже выстроилась длинная очередь (начало урока по давней традиции наверняка отложат). Очередь была убийственная – пока дождешься, можно и в штаны напрудить, но идти в класс, рискуя сделать лужу под партой, – тоже не выход, даже глупенькая Ренганис это поняла и, улизнув из школьного буфета под фырканье и смешки друзей, заняла место в злосчастной очереди.

Позади школы стояли в ряд четырнадцать кабинок, и возле тринадцати уже ждали школьники – наверняка не облегчиться, а покурить подальше от директорских глаз. В самую дальнюю кабинку никто не заглядывал уже несколько лет. По одной легенде, там покончила с собой ученица, а по другой – школьница там родила, а потом задушила незаконное дитя. Ни то ни другое не докажешь, но с виду кабинка смахивала на обиталище злых духов.

Школа рядом с плантациями какао и кокосов была построена еще в колониальные времена как монастырская. Когда голландцы покинули город, она перешла под крыло государства, и если верить самой правдоподобной истории, крышу дальней кабинки проломила толстая ветка, а денег на ремонт у школы не нашлось. Сквозь дыру падали в кабинку пальмовые листья, мокли и гнили, в них гнездились ящерицы, плели сети пауки. В унитазе плавали водоросли и комариные личинки; может, иногда им кто-то и пользовался, не смывая, но о кабинке шла дурная слава, и школьники боялись даже подходить к ней.

Кабинка стояла без дела уже несколько лет, пока не зашла туда Ренганис Прекрасная. Пять бутылок лимонада плескались внутри у девушки, и не зная, что еще делать, подошла она к проклятой кабинке, заглянула туда, а там пес – роется в пальмовых листьях, должно быть, кошку вынюхивает. Пес был местный, помесь с аджаком, бурый, черноносый, и Ренганис Прекрасная, не успев его шугануть, прикрыла дверь, заперлась на защелку и – очутившись, как в ловушке, нос к носу с собакой – беспомощно наблюдала, как струя мочи (неужели пять бутылок – это так много?) хлещет наружу, прямо сквозь белье. Тепло заструилось по бедрам, по щиколоткам, на носки, на туфли.