Халед Хоссейни - Тысяча сияющих солнц [litres]

Душа у Лейлы уходит в пятки.

– Вы двое, с ребенком, отойдите-ка в сторону, – приказывает контролер.

Лейла делает вид, что не слышит, и становится на ступеньку. Контролер хватает ее за руку и выдергивает из очереди.

– Ты тоже, – поворачивается он к Мариам. – Живее! Очередь задерживаешь.

– В чем дело, брат? – трясущимися губами спрашивает Лейла. – У нас есть билеты. Разве наш родственник не передал их тебе?

Контролер прижимает палец к губам и что-то тихо говорит другому охраннику, круглолицему малому со шрамом через всю правую щеку.

– Следуй за мной, – приказывает круглолицый Лейле.

– Нам на этот автобус, – кричит Лейла дребезжащим голоском. – У нас есть билеты. Почему вы нас не пускаете?

– Никуда вы не поедете, зарубите на носу. Следуйте за мной. Или хотите, чтобы вас на глазах у девочки поволокли силой?

Их ведут к грузовику.

На полпути Лейла оглядывается и видит за стеклом автобуса ребенка Вакиля. Мальчик радостно машет им рукой.

В полицейском участке «Перекресток Торабаз-Хан» их сажают в разных концах длинного, набитого людьми коридора. Между ними оказывается стол. За ним сидит мужчина, курит и время от времени ударяет по клавишам пишущей машинки. Проходит три часа. Азиза топает туда-сюда, проведывает то Лейлу, то Мариам, вертит в руках скрепку, которую ей дал поиграть мужчина, доедает печенье и, наконец, засыпает у Мариам на руках.

Около трех Лейлу вызывают в комнату для допросов. Мариам остается ждать в коридоре.

Мужчине в штатском – черный костюм, галстук, туфли, – сидящему по ту сторону стола, за тридцать. У него аккуратно подстриженная борода, короткая прическа, сросшиеся брови. Он смотрит на Лейлу и постукивает карандашом по столу.

– Мы знаем, – говорит он, откашлявшись, – что ты, хамшира, сегодня уже раз солгала. Молодой человек на автостанции никакой тебе не родственник. Это он нам сам сказал. Вопрос в том, будешь ли ты еще лгать. Лично я не советую.

– Мы ехали к моему дяде, – говорит Лейла. – Это правда.

Полицейский кивает:

– Женщина в коридоре – твоя мать? – Да.

– У нее гератский выговор. У тебя – нет. – Она выросла в Герате. А я родилась в Кабуле.

– Ну разумеется. Ты вдова? Ты ведь сказала, что вдова. Мои соболезнования. А этот твой дядя, твой Кэка , он где живет?

– В Пешаваре.

– Это ты уже сказала. – Он вертикально ставит карандаш на чистый лист бумаги. – Где именно в Пешаваре? В каком районе? Название улицы, номер квартала?

Лейла изо всех сил старается подавить охвативший ее ужас.

– Улица Джамруд. – Это название звучало в разговоре на званом ужине, который дала мама в честь вступления моджахедов в Кабул.

– Ага. На этой же улице находится гостиница «Континенталь-Жемчужина». Дядя не упоминал про нее?

– А как же, упоминал, – хватается за соломинку Лейла.

– Ах да, «Континенталь» ведь на улице Хайбер.

Из коридора доносится плач Азизы.

– Моя дочь чего-то испугалась. Разреши мне взять ее, брат.

– Я при исполнении. Обращайся ко мне «господин полицейский». Скоро дочка будет с тобой. А номер телефона дяди у тебя есть?

– Есть. То есть был. – Даже через бурку Лейла чувствует его испытующий взгляд. – Ой, кажется, я его забыла. Я такая рассеянная последнее время.

Он вздыхает. Спрашивает, как зовут дядю. А его жену? А сколько у них детей? Их как зовут? Где дядя работает? Сколько ему лет? Простые вопросы ставят Лейлу в тупик.

Полицейский откладывает карандаш, сплетает пальцы и наклоняется к Лейле, словно родитель, отчитывающий шалунью.

– Сама понимаешь, хамшира, если женщина пустилась в бега, это преступление. Их перед нами много проходит. Едут куда-нибудь одни и говорят, что муж умер. Иногда правду говорят, но по большей части лгут. За побег тебя могут посадить в тюрьму. Да ты и без меня это знаешь.

– Отпустите нас, господин… – к лацкану пришпилен значок с именем полицейского, – господин Рахман. Ведь ваше имя означает «честь». Смилуйтесь над нами. Ну что вам стоит отпустить двух несчастных женщин? Какой от нас вред? Мы же не закоренелые преступницы.

– Не могу.

– Умоляю вас.

– Я исполняю закон, хамшира, – значительно произносит Рахман. – Мой долг поддерживать порядок.

Лейлу разбирает смех, хоть она и в отчаянии. О каком порядке речь, когда моджахеды такое творят, когда вокруг сплошь грабежи, убийства, изнасилования, пытки, казни, обстрелы, тысячи невинных жертв? Порядок . Постыдился бы.

Но вслух Лейла говорит другое: