Нина Катерли - Старушка не спеша

Ну, наконец-то! Вот и дом, а то на этом льду сломать ноги — пара пустяков, просто какое-то вредительство! Лидия Матвеевна медленно пересекает двор. Двор тесный, и всегда этот запах от мусорных бачков… А Гриша, когда был маленький, любил тут играть. Бывало, вечером просто не докричишься домой. Всё говорила: «Гриша, почему не пойти в садик? Там зелень, воздух. Все хорошие дети играют в саду, а ты — по дворам, будто какой-нибудь беспризорник!» Нет, в сад не хочет, а с этим двором сплошные нервы: и компания подобралась — одна шпана, то — драка, то разобьют стекло, а мама плати, можно с ума сойти — стекло после войны! Счастье — в седьмом классе увлекся химией, потому что учительница была хорошая, умела заинтересовать. Увлекся, записался в кружок при Доме пионеров, меньше стало времени хулиганить. Это очень важно, очень! — занять ребенка, чтобы не было времени хулиганить… Наталья не понимает, испортит Оленьку, ох, горе, горе…

В подъезде полутемно. Лидия Матвеевна сразу подходит к почтовому ящику. Опять пусто, ну что за наказание такое! Ноги сразу слабеют, на лбу выступает пот. Она останавливается, достает из кармана трубочку с нитроглицерином, вынимает таблетку, кладет под язык. Через минуту делается легче, можно не спеша подняться на третий этаж, открыть ключом дверь, зажечь в передней свет. И тут… Ну, слава богу! Вот оно, на столике, вместе с газетой. Значит, Шура вынула. Сейчас скорее в свою комнату, раздеться, надеть очки и медленно, смакуя каждое слово, читать. Но сперва бегло просмотреть, не стряслась ли какая беда.

Всё хорошо, жив и здоров! Главное здоров! Уж тут-то Гриша обманывать не станет. А вот работает мальчик у них на износ. Но, с другой стороны, там попробуй не поработай… «Мать, прости, бога ради, что так давно не писал, вкалывал последнее время как сумасшедший, зато теперь никаких долгов…» Это же просто безобразие! Долги! Как будто никто не понимает, откуда взялись эти долги! Погубил себя, угробил здоровье — и ради чего! Тут она, только она, Наталья! Алчная. Не ему это всё было нужно — машина, барахло… И вот теперь он вынужден… Разве в юности Гриша был таким? Еле сводили концы с концами, от алиментов Лидия Матвеевна, разумеется, отказалась (не захотел быть отцом, деньгами не откупишься!) — мальчик ходил в чиненых-перечиненых шароварах, в самодельной «москвичке». Правда, всегда чистенькое, глаженое. И никаких долгов… А разве он жаловался? Посещал кружки, занимался физкультурой. Сколько книжек читал! Приходилось даже останавливать: «Испортишь зрение»… Теперь никто не позаботится… Нет, надо немедленно написать Григорию большое, строгое письмо, пусть хотя бы сейчас задумается, что здоровье прежде всего!

А за стеной опять рёв и совершенно кошачье мяуканье. Этот дефективный Виталик завёл свою «музыку». Лидия Матвеевна кладет письмо на стол, поднимается и решительно идет в Шурину комнату. Вот, пожалуйста, вяжет, сидя с ногами на незастеленной кровати. Ноги некрасивые, толстые, на пальцах неостриженные ногти, никакой культуры! А ее Виталик развалился на тахте — слушает джаз.

Не говоря ни слова, Лидия Матвеевна пересекает комнату и выключает проигрыватель. Рёв обрывается. Виталик садится и возмущенно таращит свои глаза — нет, чтобы поздороваться с пожилым человеком.

— Вы… вы чего? — спрашивает он наконец. — Вы… зачем?..

— Во-первых, здравствуйте! — заявляет Лидия Матвеевна, обращаясь сразу и к нему, и к Шурке. — Хочу сказать вам вот что: хулиганства в квартире я не потерплю, просто не имею права терпеть! Это не музыка, а развращение малолетних, и вам, Шура, неплохо бы тут призадуматься! За такие штучки раньше можно было заиметь очень и очень крупные неприятности, это я вам говорю! Потому что — идео… идеологическая диверсия! И с ногами на диване! Советский учащийся не должен подражать пошлым образцам Запада! Это никогда не доводит до добра, уж я-то знаю, можете мне поверить.

— А чего? Чем вам музыка плохая? — тупо бубнит Виталий. Вид у него глупый, как у дурака (он вообще глупый, а сейчас уж совсем). — Если эта музыка плохая, какая тогда хорошая?

— Какая?! Ты не знаешь какая? — Лидия Матвеевна вскидывает голову. — Разве мало у нас своих хороших песен? «Не слышны в саду даже шорохи», «Этот День победы…».

— Ну, вы даёте! — Виталий стал окончательно похож на идиота. И у Шурки рот приоткрыт и глаза выпучены.

— «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек!» — торжественно заключает Лидия Матвеевна. И замолкает. Она задыхается, надо бы опять принять нитроглицерин, да он остался в комнате.